У каждого в жизни есть его вторая половинка, люди рождаются с половиной сердца. Они просто не знают об этом. В грудной клетке пульсирует и гоняет кровь обрубок, он фантомно болит без той второй части… а когда те, кому повезло, находят эту половину, сердце становится целым, но никогда не принадлежит тебе полностью. А бывает, нашел половину, и вроде подходит идеально, а не твоя она. Примеряешь, примеряешь, а там какие-то зубцы не цепляются, щелчка не происходит, и понимаешь — чужое. Страшно, когда тебе в самый раз, а ей нет. У тебя щелкнуло, а она все еще в стадии примерки.
"Пусть любить тебя будет больно" Ульяна Соболева
Он заснул на моей постели…на ИХ постели. Эта спальня оказалась ее и его…в прошлом. Каждую такую подробность для меня было узнавать мучительно больно. С каждым разом все, что касалось их обоих, становилось для меня болезненным. Как упреком тому, что я никогда ею не стану…А мне и не хотелось ею становиться. Мне хотелось быть собой…мне хотелось, чтобы он наконец-то увидел во мне меня.
Лечь рядом я так и не решилась. Какое-то время ходила по комнате. Потом все же подошла к постели и села рядом, очень осторожно, чтобы его не разбудить. Во сне самый страшный человек из всех, кого я знала, выглядел по-другому.
Беззащитно, открыто, без извечно нахмуренных бровей и скорбной складки рта. На его широком лбу видны капельки пота. Я промокнула их тоненькой салфеткой, прошлась ею по очень широким скулам, по массивной челюсти, по сильной шее.
Мне нравилось к нему прикасаться, как будто хищник заснул и позволяет себя трогать и гладить человеку. Его глаза закрыты, и ресницы бросают тень на щеки. У монголов обычно короткие ресницы, но у Хана и его дочери они были длинными и закрученными кверху. Когда тронула их кончиками пальцев, он вздрогнул, и я вместе с ним. Ужасно не хотелось, чтобы эти глаза открылись и сожгли меня своей ненавистью. Там, на ринге я испугалась, что его могут убить. По-настоящему испугалась, так, что все похолодело внутри и потянуло сердце, закололо. Не знаю, что связывает меня с ним, и нет этому никакого определения, но я хочу, чтобы он жил, хочу ощущать его руки на своем теле, его губы на своих губах. Как все же недавно все это казалось несбыточно немыслимым, и я бы обрадовалась его смерти и боли. Но все менялось слишком стремительно, и у меня не было определения своим эмоциям. Я не в силах сопротивляться своему влечению. И этим бабочкам с острыми крыльями внутри. Они так больно режут и в то же время так сладко порхают, когда он смотрит на меня с вожделением, когда его глаза горят адским огнем и в них нет презрения. И я сама, как глупая, раненая птица, лечу навстречу своему мучителю, чтобы испробовать вновь его смертельную страсть.
Каким огромным и невероятно идеальным он кажется мне сейчас, когда вот так беззащитно лежит на постели, прикрытый одеялом и совершенно обнаженный под ним. Как он мог казаться мне страшным? Ведь он…он совершенство. Нет более мужской внешности, чем у Хана. Этот крупный нос, острые скулы, квадратная челюсть, чуть выпирающая вперед, и эти невероятно сладкие губы, чуть приоткрытые и такие сочные, пухлые, манящие. Очень широкий торс с выпуклыми грудными мышцами, плоским каменным животом…Даже в сумраке видна жуткая буква "А" на золотистой коже. Она чернеет все еще не до конца зажившей раной. И мне кажется, что он специально не дает ей зажить. В ответ на эти мысли мне самой становится ужасно больно.
— Почему мне кажется, что я знаю твои черты лица давно? — прошептала и провела костяшками пальцев по его руке, по бицепсу, спускаясь к локтю, очерчивая мощные вены и косточки на запястье, спускаясь к расслабленным длинным пальцам. Насколько моя рука маленькая против его. Пальцы в два раза мельче и тоньше. Моя кожа белая, а его почти черная в полумраке.
— Почему мне так невыносимо нравится смотреть на тебя и касаться…как будто я так давно хотела это сделать и не могла?
Положила свои пальцы между его и склонилась над его лицом так, что мое дыхание шевелило локон волос на лбу. Каким тихим и неопасным он кажется сейчас, каким невероятно спокойным. Но это обманчивое чувство. Под этим спокойствием ядовитый вулкан серной кислоты, и она дышит, бурлит там внутри этого тела. Стоит только тронуть, и можно превратиться в ничто.