Падшие мальчики

«От точки — до точки, — сказал себе Маршалл. — Разложи все по полочкам. Нужно понять, что происходит». Маршалл выдохнул. Начал.

Точка А — мужчина.

Точка Б — мальчик, должно быть его сын. Ему велели принести мне еды, но он не хотел этого делать.

Так держать, Марс. А теперь проведи линию. Нарисуй полную картину.

Мальчик послужил наживкой, чтобы заманить точку В, то есть меня, в парк.

Все в комнате словно замерло, лишь две груди поднимались и опускались в такт дыханию. Сцена: двое людей, разделенные возрастом и объединенные страхом столь сильным, что его можно увидеть в их глазах, ощутить его запах у них на коже. Нет, стоп. Их связывало еще кое-что.

Ужас перед А.

Перед человеком с бритвой.

Мальчик был одет в черное, как работник театра, но на нем не оказалось обуви. Наушники айпода свешивались из V-образного выреза его футболки и позвякивали, сталкивались друг с другом. На этот раз никакой музыки. Маршалл всмотрелся в лицо мальчика и увидел россыпь веснушек на коже цвета морской соли. Тонкие руки. Глаза, которые почти кричали: да, он сын этого безумца.

Маршалл гадал, где его мать. Он видел фотографии женщины в комнате наверху, пусть и смутно, в наркотическом мареве.

Внезапно он вспомнил помещенное в банку распухшее женское тело в гардеробе. Волосы плавают в мутной жидкости. Губы прижались к стеклу в пародии на поцелуй.

Маршалл почти забыл о ней.

Мать, отец, сын. Богомерзкая троица.

Мальчик элегантным и быстрым, как у танцора, движением поставил поднос на пол и сел у ног Маршалла. Волосы закрыли лицо подростка, но Маршалл все равно видел темные глаза. Звякнула ложка. Мальчик поднял миску.

— Как тебя зовут? — спросил Маршалл, скривившись от собственного зловонного дыхания.

Мальчик не ответил. Сидя на корточках, он склонил голову к левому плечу, изучая Маршалла так, словно перед ним — абстрактная картина на стене галереи, а не мужчина, привязанный к старому креслу-каталке. Иллюзия распалась, когда мальчик вновь посмотрел на миску. Маршалл возненавидел его за то, с каким пренебрежением подросток отвел взгляд, словно пленник ничего для него не значил.

В нем я союзника не найду.

За воспоминанием о женщине в банке явилось другое. Маршалл дернулся в кресле — металлический каркас врезался в тело, — моргнул, и перед глазами всплыла часть беседы из документа.

Фотография мальчика, ровесника Ноя. Ровная челка. Испуганные темные глаза. Пухлые щеки. Он смотрел в камеру с робкой улыбкой. Школьный портрет на стандартном голубом фоне. Скан смятой, старой фотографии. Не цифровой снимок.

HelveticaBoy: Видишь?

NeedaArk11: Да. Я ее сохраню.

HelveticaBoy: Хорошо. Ты меня так представлял?

NeedaArk11: Типа того. Когда ты сфотографировался?

HelveticaBoy: В прошлом году.

Тот самый мальчик. С тем же затравленным взглядом, полным неподдельной печали. Просто сильно похудевший.

— HelveticaBoy? — прошептал Маршалл.

Те же темно-зеленые глаза взглянули на него из-под той же челки. Ложка с теплым картофельным пюре замерла в паре дюймов от губ Маршалла и задрожала.

— Да, — сказал Маршалл. — Ты — HelveticaBoy.

Сверху донеслись шаги.

Мальчик вздрогнул, ложка и миска выпали у него из рук и зазвенели по цементному полу.

Тяжелые шаги мужчины загрохотали по лестнице. Он перешагивал через две ступеньки, рука скользила по грубым перилам. Ветер ворвался в дом и вместе с ним потревожил затхлый воздух подвала. Свисающие с потолка модели пришли в движение, лампочка закачалась, заливая комнату разноцветным сиянием.

Быстро, как хорек, мальчик бросился подбирать осколки миски, но замер, почувствовав взгляд отца, уронил их и метнулся в дальний угол комнаты слева от него, в точности как виноватый Инди, когда мать Маршалла находила жеваные туфли.

Маршалл собрался с духом: мужчина стоял перед ним вновь, в белой майке и тех же заляпанных грязью брюках. Он наклонился, подбирая осколки, его пальцы двигались рывками, как птичьи клювы. Маршалл видел, как вздулись мышцы на его шее и предплечьях.

Если бы я мог до тебя дотянуться, я бы перегрыз тебе горло.

Маршалл представил, каково это — не просто укусить, а убить незнакомца, почувствовать на языке горячую кровь, проглотить ее. Часть похитителя останется с ним — глубоко в его животе.

Я превращусь в вампира, а ты больше никого не тронешь.

Никогда.

От грез его отвлек плач. Они с мужчиной одновременно посмотрели на мальчика, сгорбившегося в углу спиной к ним. Лампочка продолжала раскачиваться. Маршалл изо всех сил втягивал свежий воздух, глядя, как мальчик, обхватив себя руками, стянул футболку. Глазам отца и его пленника предстала спина подростка — чередой коротких ярких вспышек.

Свет. Тьма. Кожа. Тень.

Его плоть пересекали многочисленные порезы и шрамы. Они казались корнями чудовищного дерева, спускающимися от загривка к ягодицам. Шрам на шраме, некоторые старые и настолько крупные, что отбрасывали собственную тень, другие свежее.

— Не сейчас, — сказал мужчина. — Оденься. Иди наверх.

Мальчик повернулся к ним. По щекам текли слезы.

— Немедленно.

На лице ребенка застыл ужас.

— Что ты с ним сделал? — спросил Маршалл.

— Тихо, — оборвал мужчина. — Я сказал: «Немедленно».