В двух шагах от дома, Ларс хватился своей котомки с недопитой бутылью вина, да поздно вспомнил. Увлеченный трофеем за спиной, он позабыл бутыль в овраге.
«Да бес с ней, – подумал Ларс. – Нашел о чем беспокоиться… Вот бы теперь встретить безрукого».
Во дворе своего дома он присвистнул, ловко взобрался на собачью будку, сдернул цепь, запутанную о заборный кол. Пес, стойко наблюдавший развеселого удальца, каким явился его хозяин, вежливо заскулил, но учуяв запах крови, добежал до забора, где хозяин повесил мешок, и стал неистово лаять. Ларс убрал ношу в сарай; присел, подставив свое лицо для обильного облизывания собачьим языком, и стал объясняться, почему не принес молока:
– Не встретил я молочника! Может, захворал он? А!? Ты не знаешь? Потерпи, – он потрепал своего любимца за холку, – погрызешь нынче костей. Нам обоим достаются теперь одни кости.
Ларс, охая, встал на ноги и все бурчал себе под нос: –Так, так. Пора мне к Марте. Заждалась, небось, пока я черта караулил. Тьфу! Черт, да черт! Уже оскомина на зубах. Надо пойти – перепрятать. Там крысы все пожрут, и никому не покажешь. Да хоть воды хлебну сначала.
Затворив за собой двери веранды, Ларс окунулся в непривычный холод. Марты дома не было. И даже кошка куда-то подевалась – не совершила своего привычного ритуала встречи. В нос ударило редким едким запахом – отпустило и накатило новой волной. «Откуда он взялся?» – удивился Ларс. Его потянуло ко сну. Сейчас он выпьет любимого молока, прокисшего до того, что сводит скулы. Еще бы горячего хлеба, того, что с раннего утра продает в своей лавке Эдвардс. Ларс поднял молочный горшок и приложился к нему так, что молоко потекло на грудь. Напившись, он ощутил во рту солоноватый привкус.
– Боже. Кровь! – вскричал Ларс. Вся его грудь была залита кровью, со сгустками молока.
Он повел глазами в сторону и обомлел. Перед ним лежала отрубленная человеческая рука.
Выбежав во двор, он окунулся в дождевую бочку – и держал в ней голову, будто страшась ее высунуть на белый свет. Он начал неистово обливаться водой, смывая кровь, пока не взмок весь и не задрожал, как осиновый лист. Вернувшись в дом, уже не нашел того страшного обрубка, лишь обнаружил разбросанные на полу осколки разбитого горшка.
– Гляди-ка! Пустой разбился – и с него ничего не вылилось. Я ж не допил его. Пока не свалишься в спанье – будет мерещиться чертовщина!
Стянув с себя рубаху, Ларс упал на кровать, и сраженный смертельной усталостью, погрузился в глубокий сон.
Он не услышал голосов за домом и осторожного стука по окнам. Это проходили мимо братья Гуннерсены, спешившие на скотный двор. Один из них, Мартин, заглянул в дверь, но заметив не растопленную печь, решил, что Ларс еще не вернулся из засады. С тем братья и ушли.
Ларс спал недолго, замерз и проснулся от холода, пробивающего насквозь. Перед ним стояла бутыль с вином, забытая в овраге, ее нельзя было не узнать – на дне налипли комья земли. А рядом лежал сверток его трофея. Откуда? Ларс точно помнил, как вошел в сарай и повесил мешок с этим свертком между деревянных заготовок. Нет! Он не мог решиться раскрыть свою страшную добычу, эту отрубленную дьявольскую лапу, тем более тащить ее в дом.
Он кубарем слетел с кровати, потер продрогшие предплечья, начал искать одежду. Но вдруг застыл как вкопанный, под взглядом из угла комнаты. Его передернуло как бескостную тварь, что приходила к нему в детстве, в страшных снах, когда пьяный разъяренный отец его бил и запирал на ночь в сарае. И он там скулил, не сомкнув глаз до утра.
По телу пробежал озноб. Нет! Это не привидение! Такое не может привидеться! В углу это существо. По виду напоминающее подросшее дитя, но с безжизненными глазами, с вытянутыми, как плети, руками, вокруг которых отвисали длинные волосы, и поднимался горб спины. Существо было одето в девичье платье, на котором собралось несколько крупных складок, казалось, что платье не впору и потому отвисает на чреслах, как на шесте, что ставят в огородах от нашествия птиц.
Вырваться! Вырваться от этого монстра! Он засуетился, собрался встать, приговаривая: «За дровами, за дровами…». На глаза попались россыпи бусинок. Их след уходил туда. В ту сторону… в дальний угол, куда ему больше не следовало смотреть. «Откуда оно там?»
– Марта! – вдруг вырвалось у Ларса.