Палачи и придурки

— Не знаю я твоего Антона Брониславовича! — в свою очередь кричал Петухов, худой, издерганный человек. — Пойми ты, дурья твоя башка, не могу я ее принять без накладной, без документов! По какой статье я ее проведу? Нет у меня такой статьи! Так и скажи своему Антону Брониславовичу!

— А Буланого гонять туда-сюда есть такая статья? Ты погляди на него, нешто он обратно дотянет? Куда мы с им подеваемся? Ночь на дворе!

Петухов посмотрел на мерина и оглянулся вокруг: действительно, гнулся мерин к земле от усталости, и быстро, неудержимо умирал день, набегали на землю сумерки.

— Ладно, — смилостивился он, — оставь своего Буланого во дворе музея, пусть переночует, а завтра чуть свет чтобы ни-ни! Чтобы духу вашего здесь не было! Хватит и без вас забот!

— Давай три рубля, а иначе я не согласный, иначе никуда со двора не съеду!

Подумал Петухов и дал. Таким вот образом обернулось все для Петровича удачно. На вырученный трешник он весь вечер пил одеколон, купленный тишком у знакомой аптекарши. Хватило денег даже на буханку хлеба для Буланого.

Еще некоторое время смотрел Всеволод Петрович вслед этому нелепому транспорту, который можно было бы сравнить с катафалком, но можно было назвать и колесницей — содержал он в себе элементы того и другого, — и радость от освобождения, от того, что вырвался из сырой, вонючей камеры с волосатым убийцей на нарах, постепенно меркла в нем. «Идолище!» — прошептал он слово, выкрикнутое кем-то из зевак, и вновь его окутало казенной вонью, как будто он насквозь ею пропитался, и более того, как будто всосал ее с молоком матери, да и все вокруг, и сам воздух показались пронизанными ею.

Он брезгливо огляделся и брезгливо же сделал первый свободный шаг по земле, о которой тосковал и мучился в далекой Японии. Нужно было брать такси, однако такси в городе Благове было понятием чисто номинальным — мелькали на улицах машины с шашечками, но кто и куда на них ездил — неизвестно. И все-таки, став у самой кромки тротуара, он поднял руку, помахивая проносившимся мимо легковым автомобилям. Проносились автомобили мимо и не останавливались, а остановилась прямо перед его носом какая-то подметально-поливальная машина с баком вместо кузова, со щеткой и другими приспособлениями. Из кабины высунулась шустрая физиономия водителя.

— Куда, начальник?

Слегка опешив, назвал Всеволод Петрович свою улицу.

— Садись, чего там! Хоть и не «мерседес», а довезем за милую душу. Фирму́ свою вот сюда поставь. Классный чемоданчик! С таким только на «мерседесах» и разъезжать! Издалека?

— Из Японии, — с натугой сказал Всеволод Петрович, забираясь в кабину, путаясь с чемоданом и портфелем.

— Ишь ты! В-во, живут же люди! По япониям разъезжают! А тут крутишь баранку, крутишь ее, проклятую, смотришь каждый день на отечественные рожи, и никакого тебе японца или американца! — помолчав, водитель добавил деловито. — Расплачиваться валютой будем?

— Нет у меня валюты, — усмехнулся Всеволод Петрович.

— Аа-а! — как-то сразу потерял к нему интерес парнишка. — Ну ничего, можно и деревянными.

И замолчал, озабоченный дорогой. Молчал и Всеволод Петрович, озирался по сторонам на знакомые улицы и дома, и брезгливое чувство не отпускало его, все мерещились решетки — как будто все окна домов были забраны ими, и роились, жужжали вокруг головы мухи — мухи-соглядатаи. «А ведь вполне возможно, что пустил следователь за мной какого-нибудь соглядатая! — ударило в мозгу, и он вздрогнул и оглянулся в заднее окошко, словно мог там кто-нибудь сидеть, уцепившись, на баке с водой, — может быть, и выпустили меня с тем, чтобы ущучить! Выследить и подловить на какой-нибудь мелочи! Надо быть чрезвычайно осторожным!»

Вот беда, однако: неизвестно, что же теперь считается преступлением, а что нет. Так власти изощрились в юридической казуистике, что каждый шаг человека можно истолковать и так и этак. Похоже, для них сама жизнь, если это не их жизнь лично, уже является преступлением.

Ба! — опять вздрогнул Всеволод Петрович и покосился на водителя: да не он ли соглядатай? Сам напросился подвезти и с валютой... Окажись у меня в кармане пара долларов — вот тебе и валютная операция! Вот и криминал! Ах как осторожно теперь надо жить!