Палата Гром (СИ)

   Но тот вдруг резко оттолкнул его руку, и платок полетел в пыль. Страшный беззубый рот несчастного вытянулся.

   - Уходи, - выдавил из себя мальчик, - он может делать всё что захочет. А ты... ты дерьмо.

   колин

   - Это были первые и последние слова, которые он услышал от Колина Маккиавели. В палате мальчик лишь что-то бессвязно шептал и хрипел, только Влад, болтливый разносчик книг, успокоил Гришку, объяснив как-то, что говорить Колин может, да только боится.

   Самукьянец только лишь хмыкнул в ответ. Правильно ведь боится. Иначе пришлось бы всё рассказать Горавски, чёртову кучу времени потерять. Правда, про Колина "добрый доктор" не спрашивал. Пару раз шутливо поинтересовался, мычит ли ещё коровка, и всё.

   Пару раз Гришка обнаруживал на своей кровати листы бумаги с неуверенными печатными буквами "длягалубей ат колина". Первого голубя, полетевшего по палате, Гришка и назвал Маккиавели.

   Говорящих в палате было много, они каждый день доставали Гришку, а Колина ему как раз не хватало. Тот выходил из своей каморки редко, а если и появлялся, то его никто не замечал. Гришка не удивился бы, узнав, что для кого-то в их палате Гром тонкого, похожего на тень мальчика вообще не существует.

   Но Жасмин-Бурдынчик любил всех, своей жестокой любовью бога. Однажды Влад разбудил его ночью, приложил палец к губам и повёл в их с Колином каморку. Гришка впервые оказался в этой крохотной тесной без окна комнатушке, полностью заваленной книгами. Безусловно, все они были в мягких переплётах, чтобы обитатели палаты не поубивали друг друга.

   - Я испугался, думал, он умер. - На морщинистом лбу Влада чернели капли пота, руки его тряслись. От лампочки в углу не было большого проку, Колин казался чёрной тенью, недвижно лежащей на простыне. - Вроде бы задышал. А то я уже хотел звать всех, поднимать панику.

   "Больно бы это ему помогло, - подумал Гришка, вспомнив едкую презрительную ухмылку Горавски, когда тот спрашивал про Маккиавели. - Его уже тут считают трупом".

   - Я могу помолиться за него, - пробубнил Самукьянец, - это действительно было единственное, что он мог. Да, Жасмин-Бурдынчик много дней уже не в настроении, но ведь Колин не виноват в грехах остальных.

   - Молись сам своим лживым богам, - отмахнулся Влад, - Мы должны помочь ему, освободить от мучений. Он страдает больше всех, а помощи здесь не дождёшься. Когда мы встретимся там, на небесах, он нам скажет только "спасибо". Возьми мою подушку. Ты тяжёлый и сильный, всё пройдёт быстро.

   Гришка прижал подушку к груди. Она пахла потом и книгами. Тяжёлая, тугая, она казалась набитой мёртвыми голубями. Самукьянца едва не вытошнило, он сплюнул ядовитую слюну и положил подушку на кровать Колина. Казалось, ей можно накрыть его всего, и даже останется место для любимой игрушки. Чёрный уголь лампочки дрожал. Влад стоял рядом и часто-часто дышал в ухо. Нужно было действовать решительнее. Если бы сейчас у Гришки была сигарета, он бы закурил. Лишняя дрянь внутри него ничего уже не изменит.

   - Ты меня позвал, потому что сам не можешь, - сказал Гришка, стараясь унять дрожь в голосе. Потом внезапная догадка обожгла его изнутри, - ты пробовал только что, но услышал, как он дышит и не смог. И не сможешь никогда. - Хоть Влад и прочитал чёртову кучу книжек, людей он знал плохо. Иначе выбрал бы для такого дела Ретли или даже Лизу. - Ты ведь любишь его как родного сына.

   - Ты не знаешь, что они делали с ним там, - Влад не выдержал, рухнул на свою кровать и заплакал, - я думал, что хоть ты здесь единственный мужчина, а ты такое же дерьмо.

   Дерьмо, Гришка, слышишь, дерьмо.

   Самукьянец зашатался, в висках его забились секундная, минутная, часовая стрелки, а из носа потекла кровь. Не зная как, добрался до своей койки и сразу же рухнул в поток времени. Ничего сегодняшнего уже не существовало.

   Когда Гришка уходил, Колин побежал в свой уголок и вернулся с платком. Тем самым, который Гришка когда-то уронил в пыль. Губы мальчика шевельнулись, и хоть ничего нельзя было понять, Самукьянец решил, что тот говорит ему "спасибо". Потом Маккиавели уткнулся лицом в его колени и заплакал. Гришка нашёл тонкую бессильную ладонь мальчика и пожал её. В этот день он понимал Колина как никогда, потому что говорить ни с кем не хотелось. Все темы, связывающие их, рассыпались с его уходом, стали не важны. Теперь он там. И для этого, оказывается, вовсе не обязательно выворачивать с корнем оконную решётку.

   липа

   Было темно. Сначала и вправду казалось, что там ничего уже нет, и он ступает по мёртвой планете, с которой сползли обломки войн и революций, унёсших как плохое, так и хорошее. Теперь остаток жизни придётся провести в тёмной безлюдной пустыне. Интересно, сколько он продержится? И может, ему удастся здесь отыскать что-то живое?

   Липа, хохоча, толкнула его, и он понял, что не один. Постарался весело рассмеяться и легонько толкнуть девочку в ответ, но не нашёл её и схватил пальцами пустоту. "Как она видит в темноте?" - удивился Гришка, но спросить Липу об этом не осмелился.

   - В небе звезда, - её голос прозвучал где-то рядом, на мгновение обнял весь мир и пропал.