Память плоти

– Они подлинные, можете не сомневаться. Честно говоря, я вообще не очень хорошо вас понимаю, Илья Петрович… Такое событие, у вас нашлась родная сестра, о существовании которой вы и не подозревали! От всей этой истории сердце просто разрывается. Любой другой на вашем месте плакал бы от счастья, а вы…

– Что я? Предлагаете мне инфаркт? Я тоже по-своему переживаю, но мое сердце давайте оставим в покое. Можете считать меня монстром, но пока я не разберусь со всем этим по уму, не ждите сильных эмоций. Под стол валиться не буду. Вот познакомлюсь с сестрой и припаду к вам на грудь в слезах благодарности.

– Зачем же ко мне…

– Илья!

– Что, Леночка?

– Нельзя же так, в самом деле! Возьми себя в руки. Светлана, почему вы опять отвлекаетесь? Мама Ильи, она что, так и не попала в Италию, ее не выпустили?

– Нет, она была там дважды. Первый раз спустя год, когда малышка уже научилась говорить «чао». Так ее приветствовал в больнице наблюдающий за ней доктор, который привязался к ней, как к родной, а позже и удочерил ее…

– Но почему, как так можно? – в голосе Лены слышалось негодование. – У ребенка были живы отец и мать!

– Да, но этот ребенок родился в Милане и получил итальянское гражданство…

– Это что, у них такие законы? Если бы я родилась в Италии – вот так, проездом, – то тоже стала бы итальянкой?

– Я не знаю их законов, – слегка смутившись, призналась Светлана, – но я знаю, что у доктора, которому понравилась малышка, были связи и деньги. А тот, у кого есть связи и деньги, привык прибирать к рукам все, что ему нравится.

– Безумие какое-то… Представляю, что чувствовала при этом мать.

– Ей сказали, что у ребенка страшная болезнь, которую можно вылечить только у них, в развитой капиталистической стране. Девочка как будто страдала аутизмом и жила в своем мире, в котором не было места никому, в том числе родной матери.

– Это что-то психическое, да? – Илья заинтересованно поднял брови. – Девочка была душевнобольной?

– Подозреваю, не более всех нас. Но это только предположение.

– Ну, если не более… – усмехнулся Илья. – И что же, матери запретили с ней встречаться?

– Нет, не запретили. Просто у нее не было такой возможности. Того, чем обладал доктор, у нее не было, и жила она совсем в другой стране. Она готова была остаться сиделкой при дочери, но ей отказали и в этом. Вежливо и красиво отказали, благо предлогов для такого отказа можно найти сколько угодно. С другой стороны, ей предложили помощь, существенную и действенную помощь в лечении дочери. Представьте себе, что вашему ребенку грозит паралич, и помочь ему может только длительный карантин в строгой изоляции. Сколько продлится такой карантин, неизвестно, но это единственный способ для него выжить, другого нет! Что должна делать мать в такой ситуации, как ей поступить? Как бы вы поступили, Лена?

– А видеть дочь ей не препятствовали…

– Формально ей ни в чем не препятствовали, я уже говорила, но выбор пришлось делать исходя из сложившихся обстоятельств.

– Она согласилась, да? На удочерение этим доктором своей девочки?

– Об этом она еще ничего не знала. Речь шла о лечении ребенка.

– Вероятно, я поступила бы так же, как она… Оставила бы девочку в больнице.

– Вот видите! А что бы вы стали делать дальше?

– Ну, я не знаю… плакать, наверное. Искать спонсоров, благотворителей, чтобы уехать в Италию.

– Не было тогда никаких спонсоров и благотворителей. Все блага творила коммунистическая партия, а мама Ильи даже не состояла в ней. Как, впрочем, и папа, что не могло не настораживать соответствующие органы.

– Что, потенциальные диссиденты? – подал голос Илья, думавший, казалось, о чем-то своем.

– Вроде того.

– Вы говорили, – заметила Лена, – что только дважды она посетила Италию и видела свою дочь. Когда же это случилось во второй раз, и что ей сказали?

– Да, ей довелось увидеть свою дочь еще только раз. Это случилось спустя девять лет, когда девочка уже все понимала. Она называла своим отцом господина Домани, дона Франческо Домани, теперь уже владельца собственной клиники под Миланом и одного из соучредителей крупной фармацевтической кампании. При этом знала, что она – его приемная дочь, дон Франческо не скрывал ничего из того, чем не мог управлять. Матерью называть ей было некого – господин Домани в те времена слишком часто менял жен. Наталья Семеновна пробыла там с неделю. Кира знакомила ее с городом, ставшим ей родным.

– Простите, а имя, – перебила Лена, – имя девочке дала Наталья Семеновна?

– Да, имя от матери. Все остальное дал ей бывший акушер, кстати, классный специалист своего дела.

– А почему кстати? – вставил Илья новую шпильку.

– А потому, что люди имеют привычку размножаться. Будь он неудачником и плохим профессионалом, с такой профессией долго не протянуть – быстро потеряешь всех покровителей и останешься голым.

– И что было потом, откуда взялись документы, подтверждающие происхождение Киры?