Память плоти

– Как откуда? Илья Петрович, вы меня слушаете? Не было никакой тайны, с самого начала от девочки ничего не скрывали! Кира училась говорить по-русски почти сразу же, как освоила азы итальянского. Она переписывалась с матерью, возможно, звонила ей, даже говорила со своим настоящим отцом. И родители, ваши, Илья Петрович, родители, жили надеждой на встречу с дочкой в России, на своей земле, потому что господин Домани твердо обещал им привезти к ним девочку, как только та закончит школу. Но ваши родители так и не дождались, когда их дети переступят порог родного дома…

– Намекаете на меня?

– А что мне намекать?

– То, что после армии я не поехал в родительский дом, а пустился в странствия? Да так и не нашел за двадцать лет времени, чтобы навестить отца и мать?

– Не поехали после армии в родительский дом? Это не совсем так, Илья Петрович. Взгляните на свой паспорт, где вы были прописаны до того, как объявились здесь. Разве не у родителей? Почему не предположить, что вы встречались с ними, только не вы навещали их, а они вас… Впрочем, это уже из другого шоу.

***

Напоив Светлану чаем, единственным из напитков, в которых он мог разбираться, Илья проводил ее до машины. Очаровательная редакторша сверкнула-таки напоследок ослепительными зубами и даже слегка, не без манерности, присела, протягивая ему руку на прощание.

– До встречи в Москве, Илья Петрович? Не забудьте созвониться с Кирой, если захотите встретиться с ней помимо студии, хотя лучше бы этого избежать. Она планировала подъехать к нам в первых числах апреля, на это время у нас намечен эфир. Не торопите ее и не задерживайте. Несмотря на молодость, она крайне занятой человек, поверьте мне.

– Я верю вам. Верю, как самому себе.

– А самому себе вы не верите. Очень приятно.

– Может, все-таки на посошок? Что ж это за журналист, который не употребляет?

– Думаете, разговорюсь? – Светлана открыла заднюю дверцу «Волги», обозначив свою решимость. – Нет, Илья Петрович, я связана обязательствами. Я и так уже сказала вам больше, чем того требовали обстоятельства. У меня, извините, контракт, при всех моих к вам симпатиях. Кира вам все объяснит при встрече. До встречи в Москве!

– Добро… Семь футов тебе под киль, – глухо проворчал Илья, когда дверца уже захлопнулась и заработал мотор. – А мне мачтой по палубе.

***

Китаец, как всегда, улыбался, или губы у него так смыкались, от рождения, в мечтательную созерцательность, что ли, Иванушки дурачка, – как будто знает, подлец, некую хитрую тайну, с которой жить ему легко и приятно, а щука из проруби у него на побегушках…

– Что это ты мне принес, никак идола?

Илья выложил перед ним на стол с неизменным цветастым чайнищем фигурку человечка, грубовато вырезанного из мягкой липы. Деревянный мужичок в два вершка ростом стоял в широких штанах на полусогнутых, приоткрыв рот и разводя от узких плеч руки. Ладони он выставил вперед, на всеобщее обозрение, а вот что хотел этим сказать… Похоже, нечего было ему сказать, этому липовому парню с отвисшей челюстью.

– Подарок. Автопортрет большого художника.

– А-а, вот оно что… То-то я смотрю, рожа знакомая, – ласково огладил мужичонку Китаец. – Спасибо. И что же он хочет, этот художник?

– Не знаю. Жрать, наверное, что ж еще… Я сегодня Кире звонил.

– Да, да… Голос красивый?

– Ничего… Она меня в гости приглашает. В Милан.

– Да, в Милан… Там тепло, хорошо. Архитектура, музеи. Художнику должно быть там интересно. Если, конечно, он большой художник. А кто у тебя она-то, Кира эта?

– Искусствовед, специалист по раннему Возрождению. Брунеллески, Донателло, Мазаччо. Так говорит.

– Хорошо, специалист по большим художникам! Видишь, как все хорошо. Встретишься с ней, сделаешь новый автопортрет. Принесешь опять сюда, выставишь. Сравним, какой лучше.

– Знаешь, я когда приехал из Милева, то был почти уверен, что ношу чужое имя. Да, жил там Илья Гуреев, его помнят, но это не я. Я – самозванец, укравший имя другого человека. Его имя, его происхождение… Может быть, его судьбу.

– Судьбу нельзя украсть, это Божий суд. Как украдешь то, что принадлежит только Богу? Судьба – это не будущее, это твое прошлое, но ты ее все равно не знаешь. Какой она будет, когда все кончится? Состоялся ты, оправдал себя, нет, откуда тебе знать? А имя – да, это серьезно, но там, наверху, не ошибаются. Им там без разницы, как тебя здесь зовут. Кто что здесь знает? Меня вот Китайцем кличут. Я что, китаец?

– Похож…

– Похож… Ты вот на артиста похож, видел я одного такого. Но ты ж не он! Хочешь, буду тебя Артистом звать? Не хочешь… Говоришь, был почти уверен, что не Илья ты… А теперь?

– Говорят, что Илья.

– Кто говорит?

– Кира, вот, говорит… Девица с телевидения. Она мне фотографии привезла, документы разные. Письма матери показывала.