Пан Самоходик и загадки Фромборка

— Это было лишним, — быстро сказал Пьетрушек. — Я осмотрел их и обнаружил, что они не представляют большой ценности. Обычные серебряные чаши с конца прошлого века…

— Гм, — грозно хмыкнул директор, недовольный высказыванием Пьетрушека. — Постарайтесь меня не прерывать, а только внимательно слушать, пан магистр. Дело ведь, так сказать, государственной важности. Так вот, как вы и сами знаете, Томаш забрал у меня эти чаши и после тщательно проведенных научных исследований обнаружил, к своему и моему удивлению, что чаши эти сделаны из золота и инкрустированы драгоценными камнями.

— Что?! — Пьетрушек вскочил со стула.

— Да, пан магистр, — повторил директор. — Они из золота, что еще больше добавляет вам величия в качестве первооткрывателя тайника Кенига.

И директор Марчак полез в коробку. Он вынул пять золотых чаш и поставил их на стол прямо перед носом магистра Пьетрушека. А этот смотрел на них с изумлением.

— Из золота. Действительно… — пробормотал он про себя. — И украшены драгоценными камнями…

Наконец не выдержал и громко завопил:

— Это не те же чаши! Те были из серебра!

Директор Марчак страшно на него посмотрел.

— Серебро, вы говорите? Вы продолжаете усугублять свою ошибку?

— Ничего не понимаю, — прошептал магистр, Пьетрушек, немного напуганный грозным тоном директора.

— Я объясню вам эту ошибку, — любезно сказал директор Марчак. — В склепе горела только одна свеча, не так ли?

— Да…

— А там было темно.

— Да.

— Можно даже рискнуть сказать, что в склепе было почти совсем темно.

— Да.

— А значит, в таких условиях нетрудно ошибиться. Мы думали, что нашли пять серебряных чаш в склепе. Но при близком рассмотрении оказалось, что они из золота и инкрустированы драгоценными камнями.

Магистр Пьетрушек задумался. И через некоторое время он сказал:

— Мне кажется, что господин директор прав. Из-за этой темноты чаши показались нам серебряными, хотя были золотыми.

— Что было включено в поправку к протоколу, — добавил быстро директор и подтолкнул протокол Пьетрушеку. Тогда подпишите здесь, пан магистр.

Пьетрушек поставил свою подпись под поправкой к протоколу. И затем он глубоко вздохнул, с огромным облегчением.

— Таким образом, — заявил он, — исчезают все подозрения, что кто-то ранее что-то украл из тайника. Признаюсь, что мысль об этих серебряных чашах не давала мне покоя. Потому что, зачем полковнику Кенигу прятать в тайник серебряные, дешевые чаши? Это дело удалось объяснить нашей ошибкой, и я очень доволен этим.

Я понимал, что в глубине души думает о всем этом, магистр Пьетрушек. Для него было очевидно, что золотые чаши были взяты из тайника Кенига и были заменены на серебряные, которые он нашел. Однако его самолюбие не позволяло ему думать, что тайник был ограблен Батурой, а он сам, благодаря Батуре, напал на след тайника. Скорее, он думал, что это я подменил золотые чаши на серебро, а директор Марчак прижал меня к стене, и тогда я вернул золотые чаши. Директор же, из-за его слабости ко мне, решил все это дело прикрыть, и поэтому внес исправления в протокол.

Меня оскорбляли подобные подозрения. Но игра с Вальдемаром Батурой еще не закончена. Я знал, что в конце концов моя честность должна выйти на свет и убедить магистра Пьетрушека. Я также надеялся, что смогу доказать ему тот факт, что он стал игрушкой в руках хитрого злодея.

Тем не менее, я испытывал чувство отвращения. Я покинул комнату директора Марчака и отправился в милицейский участок.

Меня принял командир участка, лейтенант Юдзиньский, сорокалетний мужчина, худой и очень высокий. Его длинные ноги торчали из-за стола.

— Я пришел признаться в воровстве, — заявил я с порога.

Он взглянул на меня, но вопреки моим ожиданиям, не проявил большого любопытства.

— Пожалуйста, успокойтесь, — указал он мне стул перед своим столом, — кого и когда вы ограбили?

— Украл вор. Я забрал у него украденные им золотые чаши и вернул ему серебряные, которые ему принадлежали.

— Ах. так… — буркнул лейтенант. — Другими словами, вы вернули ему его собственность. Это не наказуемо. Это даже похвально, возвращать людям их собственность. Между прочим, и мы это делаем.

— Но я сделал это против его воли.

— Да… Это несколько меняет дело, — сказал он. И посмотрел на меня вопросительно.

Я рассказал ему о деле монет, тайниках Кенига, о серебряных и золотых чашах. Он слушал меня внимательно, быстро записывая. В заключение я сказал:

— Директор Марчак, мой начальник, считает, что независимо от хороших намерений, которые мной руководили, я, однако, совершил кражу, взяв золотые чаши, и, подложив серебряные. Одним словом, я ограбил вора и пришел сюда, чтобы сознаться в своей вине.

— Гм, — задумался лейтенант. А через некоторое время сказал: — Директор Марчак прав со своей точки зрения. Но понимаете, для нас существует факт кражи тогда, когда, с одной стороны, у нас есть тот, кто украл, а с другой, частное лицо, или организация, которые были ограблены. В вашем случае у нас есть человек, который утверждает, что он украл. А есть ли и тот, кто был ограблен?

— Вальдемар Батура, — ответил я.

Он улыбнулся.