Пансионат

По склону съезжает на заднице студент с чулком на голове, под которым явственно оттопыриваются уши, и Гоша громко смеется от души. Здание за спиной возвращает его смех жутковатым уханьем ночной птицы.

— Не видел раньше, — говорит студент, поднимаясь и делая вид, что у него нет здоровенного желто-коричневого пятна понятно где. — А ты?

Гоша прикусывает губу вместе с шерстяным краем маски:

— Эту хреновину? Не помню, может, и видел. Я вообще-то не слишком лазал по территории.

— Если его обойти, по идее, выйдем на набережную.

Это предполагает высокий парень-ролевик в разноцветных штанах. Как он спустился вниз, Гоша не заметил. Рядом с парнем, как привязанная, торчит его коротышка-девка, она вся, от кроссовок до меховой шапочки, тянется вверх, будто надеется дорасти до его плеча. Она немного раздражает, но ровно настолько, насколько раздражала бы любая девка в сугубо мужской ситуации и компании. Об Эльке Гоша и не вспоминает.

— Пойдем, Тим, — говорит она.

Ушастый студент перебивает:

— А может, подождем писателя?

Они ждут. Присоединяются двое в целлофановых комбинезонах, потом чиновник и актер с Гошиного этажа, второй студент, ростом чуть пониже ролевика Тима, второй ролевик с идиотской кличкой Пес… Писателя нет. Постепенно стихает общий гомон, теоретически способный скрыть звук его шагов, становится совсем тихо. И только шелест мелкого дождя по целлофану, мягкий стук капель по глине и дробь по бетону.

Кто-то неуверенно подает голос:

— А если он уже прошел вперед?

— Да, — громко и убежденно говорит девка по имени Рысь. Показывает пальцем.

Все поворачивают головы, и Гоша тоже. По серому ноздреватому бетону, сухому и пыльному под крышей, уходят в глубину недостроенного здания мокрые следы. Высыхают и растворяются, не дойдя до границы мглистой темноты.

— Там, наверное, есть сквозной проход, — предполагает Рысь, и лучше бы она молчала, честное слово. Лучше бы то же самое сказал кто-нибудь из мужчин, и тогда эти слова приобрели бы вполне конкретный разумный смысл.

— По-любому, — поддерживает Пес, и все более-менее становится на свои места.

— Ну так пошли, — командует ушастый студент.

Они идут.

Бетонная коробка разделена внутри на секции, наверное, несостоявшиеся коридоры и комнаты, вертикальные плиты не доходят до потолка, поддерживаемого неравномерно-редкими столбами. Отряд снова рассыпается, гулкое эхо недостроя сдваивает шаги, путает направление звука, сбивает с курса. Надо переговариваться, понимает Гоша, держать хотя бы такую зыбкую связь, почему никто не догадывается, сейчас разбредемся нафиг в разные стороны… Он хочет крикнуть, хотя бы звучно сказать что-нибудь, позвать кого-то, подать сигнал… и молчит, не может выдавить ни слова. А бетонные плиты поднимаются со всех сторон, их слишком много, что за дурацкая многоугольная конфигурация?! — к тому же их края, кажется, загибаются внутрь там, наверху…

— Игорь, — слышит он вдруг свое имя, старое, ненавидимое в детстве и потому давно отмененное, забытое. — Игорь, где ты, блин?!

Это голос ушастого студента, искаженный эхом, но все же узнаваемый, а Игорем, соображает Гоша, зовут того, второго, длинного; тезка. Это воодушевляет, как если бы возникла внезапная общность, пускай формальная и иллюзорная, но отодвигающая с дороги паническое одиночество. Он шагает вперед, и волглые, пахнущие пылью и плесенью плиты неохотно выпрямляются, пропускают мимо себя. Спереди, извне, проникает серый и слабый, но бьющий наповал свет.

— Все здесь? — спрашивает писатель. Его взгляд под шапкой, наползающей на седые брови, движется скачками, губы шевелятся, пересчитывая головы. — Прошли. Это хорошо, что прошли.

Щурясь, Гоша осмотривается по сторонам. Да, все здесь: чиновник с актером, двое папаш в целлофане, ролевики (он искренне рад видеть и Элькиного хахаля Тима, и даже девку Рысь, и тем более хорошего парня Пса), а чуть в стороне — студенты, смешной ушастик и тезка Игорь, которому Гоша улыбается в отверстие маски персонально, как родному брату. Под черным чулком угадывается ответная улыбка. Мы вместе.

Не хватает чего-то несущественного, однако ожидаемого, такого, что непременно должно было быть где-то здесь. Гоша смотрит вокруг, очерчивая взглядом панораму по линии горизонта, высоко нависающей над ними по всей волнистой тристашестидесятиградусной длине.

Моря?…

№ 26, стандарт, северный

(в прошедшем времени)

Стюардесса в который раз повторяла инструкции, теперь жестами, конкретно непристойными — для глухонемых. Интересно, подумал Игорь, она точно знает, что в салоне есть глухонемые?

Он был уже совсем трезвый. В прозрачной, как стеклянный шар, голове, происходящее отражалось четкими картинками, слегка искривленными по краям, а затем они проскальзывали насквозь, не задерживаясь и не встречая ни одной мысли. Внутри то ли занозой, то ли несущей осью торчало острое ощущение несправедливости: ну как же так, ведь летели же на море, оторваться, отдохнуть… Ладно бы что-то подобное случилось тогда, раньше, перед экзаменами, когда мир и без того скрипел, шатался и грозился рухнуть — но теперь?!..