Пансионат

И внезапно Марьяна выпрямляется. Как хлыст перед ударом, как смерч, как выстрел в небо:

— Теперь мы должны.

Что? — мысленно спрашивает Юми.

Марьяна отвечает:

— Пойти.

И широко раскрывает глаза.

Сейчас накренится земля, посыплются камни и обломки скал, море встанет вертикальной стеной и стечет по ней в бездну, — ничто, ничто не может остаться неизменным в нашем маленьком очаге прежнего мира теперь, когда извне, оттуда привнесен такой вот нечеловеческий взгляд. Юми в панике пытается заглянуть в лицо Такоси: он же знает, он способен если не противостоять, то хотя бы попробовать объяснить. Но Такоси стоит, повернувшись в профиль на краю обрыва, темный и резкий на морской синеве, и он не может ничего. Только смотреть.

Твердая земля остается под ногами: уступка, малость, кратковременное чудо.

— Мы должны, — повторяет Марьяна, и в ее голосе лязгает звучный металл. — Мы, женщины. Если мы останемся здесь, никого уже не спасти.

— Ма… — начинает было вторая студентка. Осекается, сглатывает, кивает.

— Разумеется, — неожиданно резким, враждебным голосом отзывается женщина, которая, вспоминает Юми, была тогда на набережной вместе с высоким парнем в ролевом разноцветном трико. — Непонятно, почему мы сидели до сих пор. Я иду.

И она действительно идет прочь, напоследок пояснив через плечо:

— Соберусь.

Две ролевички смотрят ей вслед: одна шмыгая носом и глотая слезы, другая с молчаливой сухой ненавистью. Переглядываются и тоже идут, подметая жухлую траву подолами измятых бархатных платьев.

— Стойте!!!

Юми никогда не слышала, чтобы Такоси вот так кричал.

И никогда не видела, чтобы такой вот отчаянный, оглушительный крик не изменил ничего. Они даже не вздрагивают, не говоря уже о том, чтобы обернуться. Он, Такоси, для них просто не существует. И они правы: он ничего не сделал, чтобы существовать.

За спиной у Юми шушукаются старушки. Она не настолько хорошо знает язык, чтобы понимать шепот, но тем яснее улавливает интонации: уговаривающую, просительную — и надрывно-упрямую, на грани сумасшествия и геройства. Оглядывается и видит, как крупная старуха, оттолкнув худенькую, тоже уходит размашистыми шагами к пансионату. И худенькая, чуть-чуть помявшись на месте, устремляется за ней.

— Марьян, я пойду, ага? — робко спрашивает другая девушка.

И уточняет уже на ходу:

— Сбор ведь как всегда, в вестибюле?

Одна за другой женщины пропадают в дробящем их силуэты узоре золотых и пламенеющих листьев.

А Такоси мечется по берегу. Его как будто носит ветром туда-сюда — пустую оболочку, оставшуюся от мужчины.

Он подбегает к Марьяне, по-прежнему стоящей над мертвым телом. Останавливается перед ней лицом к лицу. Они почти одного роста: она немного, неуловимо выше — на неровность берега, взметнувшиеся волосы или, может быть, длину каблука.

— Что вы делаете?! — кричит он. — Вы понимаете, куда они пойдут? Там мертвая зона, тотальная аномалия по множеству параметров, начиная… не знаю, как вам объяснить… там невозможно выжить!!! Сюда принесло только один труп, но погибли все, это факт, это очевидно. Я знаю, я ученый, я работал со всем этим. Мы с Юми-сан выходили туда первыми и видели своими глазами! Почему не хотели они… почему не хотите вы слушать?!!

Марьяна смотрит на него. Непостижимо, как ему удается хотя бы мгновение выдерживать ее взгляд.

Она говорит негромко и звеняще:

— Неправда. Вы там не были.

Они стоят друг напротив друга, и мертвая девушка лежит между ними.

Юми отворачивается. Не хочет видеть, как он сдастся, отступит, опустит глаза и окончательно перестанет быть.

И тогда навстречу ей из узорного кустарника выбегают дети. Все трое: рыжая и черненькая девочки, мальчик постарше. Они бегут изо всех сил, дыша на холоде белым тающим паром, размахивая руками, спотыкаясь от долгого бега. У мальчика джинсы на коленях измазаны желтой глиной, у его сестры запутались в косичках сухая хвоя и скрученный лист. Третья, чужая девочка — позади всех, ее лицо непроницаемо и бледно, а глаза…

Точно такие же глаза.

Добежав, брат и сестра останавливаются в нерешительности, шумно переводя дыхание, переглядываясь и подталкивая друг друга.

Черненькая девочка подходит к Марьяне и что-то ей вполголоса говорит.

№ 47, люкс, южный

Юлечка плакала навзрыд, с подвываниями, косметика текла по ее лицу. Издатель тупо привалился к иллюминатору и отключился от действительности едва ли не надежнее, чем мертвый пилот. Писатель смотрел вперед и вниз, мимо расфокусированных кнопочек, циферблатов и шкал на пульте управления на четкое сверкающее море вдали за лобовым стеклом.

Этот финал если и не устраивал его, то лишь неопределенной затянутостью, невнятной кодой. А так — ничего, вполне приемлемый финал. Даже красиво. Особенно если так никогда и не найдут.