Пансионат

— Синтез-прогрессор, — наконец выговорил генерал. — Нам неизвестны все детали, но последнее сообщение, до того, как пропала связь, было оттуда. Сбой при попытке запуска. Чрезвычайная ситуация мирового масштаба… то, что происходит здесь — только слабый отголосок и вряд ли кого-то волнует. Вы же, кажется, имеете отношение к тому проекту, Якутагава-сан?

Последние слова Такоси расслышал мутно и гулко, будто сквозь вату или толщу воды. Я имею отношение, да. Я имею отношение.

Он знал. Бывает информация, которую не приходится воспринимать и обдумывать, критично проверять на достоверность, с болью пропускать сквозь себя. Ты просто знаешь с самого начала, что это правда, что иначе и быть не могло, это знание было записано в каких-то резервных уголках памяти — а сейчас просто активировано, извлечено оттуда и сделано всеобщим очевидным достоянием. Он знал, давно знал, что без него все непременно пойдет не так, сбой наложится на сбой и кончится катастрофой. Знал!.. Он должен был тогда разнести в щепы стойку регистрации и взять в заложницы улыбающуюся девушку — но все-таки сесть на самолет.

Какой бред, какая глупость… да просто заранее прилететь туда, на проект, хотя бы за несколько дней. Элементарная, необходимая мера ответственности. А вовсе не отправляться, как влюбленный идиот, в свадебное путешествие с Юми…

— Это неправда, — сказала она, и он звука ее голоса зазвенело в ушах. — Вы не смогли предотвратить теракт и теперь сочиняете неизвестно что в свое оправдание…

Она отчаянно пыталась поверить в то, что говорила.

— А теперь слушайте, Якутагава-сан.

Это сказал не генерал. Другой, неприметный человек в углу, отсутствовавший раньше, когда их было четверо. И по тому, как в относительной тишине вдруг разительно установилась абсолютная тишина, становилось понятно, кто здесь командует на самом деле.

— Ситуация действительно катастрофическая, — негромко заговорил он, — и, к сожалению, повлиять на нее уже не сможете даже вы, не говоря уже о нас. Однако вы были правы, утверждая, что наша структура располагает ресурсами. Эти ресурсы небезграничны, однако их должно хватить для вашего спасения, Якутагава-сан…

Рассчитанная пауза.

— …и вашей жены.

В его словах крылась какая-то неправильность, системная ошибка, которую в другое время и при других обстоятельствах он, Такоси, без труда бы вычленил, сформулировал, предъявил и заставил пояснить. В его словах бесстыже и явственно сквозила откровенная, неприкрытая, демонстративная подлость, и в другое время, при других обстоятельствах…

Молчал. Ждал. Слушал.

(настоящее)

— Можно попробовать, — говорит Такоси.

Юми не смотрит на него. Она смотрит туда же, куда и все: вниз, в нагромождение камней и скал, между которыми в темной стеклянной зелени расползаются и возникают вновь причудливые пенные узоры. И колышется туда-сюда в маятниковом ритме человеческое тело. Труп.

— Это Стас.

Голос крупной девушки-студентки дрожит. Она подходит к самому краю обрыва и, подвернув щиколотку на подвижном камне, отшатывается назад. Остальные стоят кружком, не решаясь подступить ближе. Вторая студентка, две старушки, ролевые девушки в средневековых платьях, невысокая встрепанная женщина и она, Юми. Нет беременной и матери с детьми; это понятно и правильно. И только один мужчина. Такоси.

Он разматывает веревку. Делает петлю и закрепляет на треугольном выступе скалы. Дергает несколько раз, проверяя на прочность.

Среди его движений нет ни одного не выверенного, не отрепетированного хотя бы мысленно, не предназначенного исключительно для чужих глаз. Женских глаз, безжалостно уточняет Юми. Но главное даже не это. Теперь, когда больше нет писателя, нету других мужчин, ушедших туда, куда идти нельзя и откуда не может быть возврата, не пожелавших выслушать его, который знал, — Такоси должен был принять на себя главенство и ответственность в их тесном, съежившемся и слабом женском мирке, у него не осталось другого выхода. Он делает вид, будто так оно и есть, он сохраняет лицо — но Юми же чувствует. Он словно пуст изнутри. Набор необходимых движений и жестов, непроницаемая маска твердых черт. И пустота, ужасающая пустота.

На старой лохматой веревке на равных расстояниях навязано несколько узлов. Юми не знает, где Такоси ее взял.

Он сбрасывает веревку со скалы, натягивает на краю обрыва и спускает ногу на невидимый отсюда уступ. Перебирает обеими руками, спускаясь от узла к узлу. Пропадает из виду: по пояс, по плечи, совсем.