Папа сожрал меня, мать извела меня

Психея же думала, что Купидон выглядит, как человек усталый, но умиротворенный, только между бровями его залегла глубокая складка. Психее хотелось разгладить ее пальцем.

Они поднялись по широким ступеням, пересекли сад лекарственных трав, прошли сквозь увитую виноградом беседку, миновали фонтан с театральными масками, из чьих ртов била вода, вступили в галерею, на стенах которой чистыми блеклыми красками были изображены прекрасные здания, обманывавшие зрение своей кажущейся реальностью. Потом обошли длинный, отражавший небо бассейн, вдоль которого выстроились среди живых изгородей и плодовых деревьев черные бронзовые статуи с нанесенными на них выцветшей краской жутковатыми глазами.

Инкрустированные мраморные полы виллы отзывались эхом на их шаги. Черные фигуры — нимфы и сатиры с напряженными членами — пировали на терракотовых вазах. Не замечавшие своей наготы мраморные боги и богини холодно взирали с пьедесталов на Купидона и Психею.

Подойдя к огромной статуе Венеры, Психея остановилась. Венера с ее безупречной мраморной кожей и плавными изгибами тела напугала Психею. Глядя в пустые глаза богини, она старалась отогнать слезы от собственных глаз. Неужели я все еще мало сделала? — гадала Психея. И долго это будет продолжаться?

Купидон, взглянув на Венеру, подмигнул ей и подумал — не без приятности: Вот сука.

Потом они пошли в музейное кафе, сели и выпили чаю с куском морковного торта, одним на двоих: поверх него была выложена из сливочного сыра оранжевая морковка с зеленым хвостиком; за чаем они рассказали друг дружке о том, что с ними случилось. Психея поведала Купидону кое-что о своих обязанностях. Говорила она легко, часто смеялась, хотя от мыслей о том, какова ее жизнь, на нее вдруг навалилась усталость, и Психея снова едва не заплакала. (Настоящие подруги у нее ныне отсутствовали, работа была утомительной, а платили за нее мало, позади — череда отношений с мужчинами, психотерапию она переносит с трудом.) Купидон же рассказал, что сократил свой рабочий день, чтобы учиться на актерских курсах. Ходит на пробы студенческих фильмов. Говорить он, не желая расстроить Психею, старался уверенно, однако его наполняли сомнения в себе. (А вдруг он даже в студенческом фильме роль не получит?)

Психея, услышав, о его возвращении в актерскую профессию, так обрадовалась за Купидона, что ей захотелось еще раз обнять его, однако она воздержалась.

Взамен, желая, чтобы Купидон понял, как тепло и любовно она к нему относится, Психея сказала:

— Когда я сегодня уходила из дома, соседка выгуливала своего пса — Пегаса. Он подошел ко мне, чтобы я почесала ему живот, но времени у меня было в обрез, и я сказала ему: «Прости, Пегас, почесать тебя я не могу. Должно быть, я привыкла, встречая больших красивых мужчин, убегать от них».

Купидон улыбнулся и покраснел. Последнее Психею удивило — вы же помните, она никогда его при дневном свете не видела. Она надеялась, что смысл ее рассказа дошел до Купидона — это он большой красивый мужчина, а ей, может быть, и следует отпустить его на все четыре стороны, да вот не хочется. Психея думала, что краска на лице Купидона показывает: он все понял.

Поскольку разговор зашел о собаках, Психея рассказала Купидону о празднике, куда ее пригласила одна ее воспитанница: родители девочки выписали на этот день из питомника целую кучу щенков, чтобы дети играли с ними. (Праздновался, что существенно, тот самый день рождения, из-за которого девочка плакала, а Психея ее утешала, — и пришли на него все, было очень весело.) Психея взяла себе на колени юную таксу по кличке Уэнди, и та мгновенно заснула. У нее были длинные ресницы и тонкие, женственные черты. Психея влюбилась в нее, ей захотелось оставить Уэнди себе.

Купидон, который в детстве любил своих собак сильнее, чем родителей, сказал, что был бы не прочь договориться с собачьим питомником: пусть ему тоже привезут как-нибудь щенков, чтобы он повозился с ними.

— Не составишь мне компанию? — спросил он.

Психея едва удержалась от того, чтобы потянуться к нему и коснуться его руки.

А Купидон мягко задал следующий вопрос:

— О чем ты хотела поговорить со мной? — и Психея начала объяснять.

Она извинилась за чрезмерную бурность своих реакций при последней их встрече. А затем:

— Когда ты сказал, что тебе хочется пить чай с другими женщинами, я решила, будто ты говоришь о том, как тебе хочется найти кого-то покрасивее меня, женщину, которую ты мог бы с гордостью показывать людям при свете дня. Но ты же такого не говорил, все дело в моем страхе, это он заставил меня забыться.

Купидон ответил ей так:

— Перед тем, как сказать это, я решил, что ты пытаешься заставить меня определиться с моими чувствами к тебе, а по непонятной причине, в которой мне, пожалуй, следует разобраться, когда со мной так поступают, я пугаюсь. Но говорил я совсем не о том, чтобы найти кого-нибудь покрасивее, женщину, которую я мог бы с гордостью показывать людям при свете дня.

— Я давила на тебя, — сказала Психея. — Это от страха. Прости.