— Очень важная часть отношений состоит вот в таких коммуникациях, в обсуждении теней при ярком свете, — сказал Купидон. — Не то чтобы я хорошо разбирался в этом, просто слышал кое-что.
После разлуки с Психеей он много размышлял над советами, которые получал от знакомых ему счастливых супружеских пар: от одной из них он это и услышал.
— Когда я с тобой, я теряю себя, — сказала Психея. — Я как будто смотрю спектакль о Купидоне. (Тут Купидон невольно улыбнулся — в конце концов он же актер.) И забываю, где я. Думаю, примерно это и произошло.
— Я понимаю, — сказал Купидон. — Иногда мне хочется проводить с кем-то все мое время, но скоро я начинаю чувствовать себя хуже некуда, и мне приходится покидать этого человека, чтобы снова найти себя.
Они поговорили еще немного, а потом Психее пришло время отправиться на йогу — она дала себе слово, что непременно пойдет туда, — хоть предпочла бы остаться с Купидоном. Он проводил ее до машины, а на парковке поцеловал в губы. А она осыпала его шею быстрыми поцелуями. Она уже делала так ночами, в темноте, пока он кончал, превознося красоту ее души, — но никогда на свету.
— На всякий случай, — сказала она.
Смысл у ее высказывания был двойной: на случай, если я никогда тебя больше не увижу, мне хочется запомнить, каково это — целовать тебя в шею; а также: на случай, если мы опять будем вместе, я целую тебя в шею, обещая все то, что нас ожидает.
Купидон не произнес слов, которые дали бы ей понять, каковы его мысли о том, что их ожидает — потому что не знал этого, — но прижал к своей широкой груди маленькое тело Психеи в платье с акварельными розами, и когда в последний раз взглянул на нее, глаза его были нежны, как синие ирисы, и Психея, несмотря на страх, подумала, что, наверное, еще увидит его. И может быть, ей даже удастся отдать Купидону его рубашку. Она уже привыкла думать о ней, висевшей в стенном шкафу, как о его рубашке. Но, разумеется, никакой уверенности в том, что она когда-нибудь увидит его и даже рубашку ему отдаст, у Психеи не было.
Купидон ушел, задумчиво насвистывая. Ему казалось, что он стал совсем легким, непотопляемым. Он не имел ничего против неопределенности подобного рода, на самом деле ему в ней было удобно. Никаких обязательств, только человеческая теплота — хорошо бы такое положение сохранилось навеки.
Психея же, напротив, жаждала ясности, уверенности, твердой договоренности о новой встрече, но сейчас она не стала оборачиваться, чтобы с вожделением посмотреть на уходившего Купидона. Вместо этого Психея заглянула в свои отраженные зеркальцем машины глаза.
Глаза были большими и яркими. Они принадлежали ей и умели видеть.
Лили Xоанг
РАССКАЗ О КОМАРЕ
Вьетнам. «Рассказ о комаре»