Папайя для Брежнева. Воспоминания переводчика о войне в Анголе

Нередко привлекали выпускников МГПИИЯ к работе в качестве бортпереводчиков английского языка в составе летных экипажей. Наш коллега из ВИИЯ, работавший на борту АН-26, вспоминал, что «на бортпереводе даже своя терминология и произношение другое, не такое, как в обычном разговорном английском языке». Он поведал нам, что, несмотря на свой неплохой английский, в первый день порядка 40 минут был почти парализован, осознав свою ответственность за судьбу экипажа, пассажиров, соседних бортов. Ведь одно неверное слово, непонятая команда – и катастрофа неизбежна.

Его охватил страх что-либо сделать не так: «Надеваешь наушники – слушаешь весь эфир, все самолеты, вертолеты, вышки. Когда кто-то говорит, ты не имеешь права вклиниваться. Если нажимаешь рычаг «эфир», весь эфир отключается, и говоришь только ты. Если сделаешь это, когда говорит кто-то еще – потом, на земле, могут оштрафовать. Нужно выгадать паузу, когда все замолкают».

Также с английским языком работали наши переводчики в лагерях СВАПО (Народной организации Юго-Западной Африки), рядом с Намибией.

Формально как переводчики и советники, так и специалисты не должны были принимать участия в боевых действиях. Фактически получалось иначе. В случае попадания в бригаду, которая участвовала в боевых операциях, переводчик, так или иначе, оказывался в гуще событий. Никто не был застрахован от контузий, увечий, ранений, даже гибели. Опасность в воюющей стране подстерегала как на земле, так и в воздухе: самолеты нередко сбивали, и переводчик делил судьбу с прочими членами экипажа и пассажирами.

Находящиеся в боевых бригадах переводчики иногда награждались, причем такими медалями, как «За боевые заслуги», «За мужество». Но чаще представления к награде переводчиков отклонялись вышестоящим командованием. Нашим коллегам, особенно молодым, было обидно, когда за одну и ту же операцию старшим по званию офицерам давали медали, а то и ордена, а им объясняли: «вы практиканты, не кадровые военные, вам не полагается».

Война в Анголе, на которой мне довелось побывать, занимала важное место на карте многочисленных «горячих точек» «холодной войны» ХХ века. Хоть и не все участники того конфликта, в том числе и переводчики, получили статус участника боевых действий, но опыт, полученный там, как правило, не пропадал даром: многие нашли свое место в престижных военных или гражданских организациях.

Военная миссия в Луанде

По прибытии в Луанду из аэропорта на военном «пазике» нас отвезли в место нашей дислокации – Советскую военную миссию, которая находилась рядом с госпиталем Марии Пие и зданием Министерства обороны НРА.

Миссия представляла собой расположенный на возвышенности и окруженный забором комплекс зданий, похожих на пионерский лагерь, с десятком одноэтажных корпусов-общежитий и огромной столовой в конце. Территория охранялась кубинскими солдатами, которые, с их неизменными жизнерадостными рассказами о знойных кубинских девушках и жизни в Гаване, впоследствии стали лучшими друзьями переводчиков. Мы много с ними общались на смеси португальского и испанского языков, иронично называемой в нашей среде «портуньол».

Все переводчики изначально подчинялись старшему референту главного военного советника майору Борису Анатольевичу Кононову. Это был крепкий, хорошо сложенный человек с волевым лицом и командным голосом. До командировки он служил старшим преподавателем португальского языка в Военном институте, был автором ряда учебников по военному переводу.

Для нас, переводчиков, он стал, по сути, и отцом, и царем, и богом, так как мог направить в любое – воюющее или относительно спокойное – подразделение от Кабинды на севере до Куито-Куанавале на юге. По приезде он нас собрал и прочел краткий вводный курс по основам пребывания в загранкомандировке.