Жена И. Г. Щегловитова, Мария Фёдоровна, неустанно хлопотала об освобождении мужа. Она обращалась ко многим лицам, знакомым ей по прежним связям и возвысившимся при Временном правительстве, и, в частности, к С. В. Завадскому. Хотя он и относился к супругам Щегловитовым «определенно отрицательно», все же счел возможным принять и выслушать Марию Фёдоровну. Во время приема он откровенно сказал ей, что не в силах что-либо изменить в судьбе ее мужа.
Чрезвычайная следственная комиссия неоднократно рассматривала ходатайства М. Ф. Щегловитовой об «облегчении» ее мужу меры пресечения и всякий раз их отклоняла. После свершения Октябрьской революции Мария Фёдоровна все еще пыталась вырвать мужа из крепости. 17 ноября 1917 года она писала в комиссию: «
В тот же день состоялось решение комиссии об освобождении И. Г. Щегловитова из-под стражи под поручительство его жены и залог в сумме 300 тысяч рублей. 18 ноября Мария Фёдоровна согласилась выплатить эту сумму. Однако новая власть это решение комиссии так и не выполнила.
«Не проявил никакого страха»
После Октябрьской революции Чрезвычайная следственная комиссия, так и не завершив своей работы, была закрыта. Большинство высших царских сановников, в их числе и И. Г. Щегловитов, осталось в заключении в Петропавловской крепости. В конце марта 1918 года его перевезли в Москву и поместили в Бутырской тюрьме. Там же находились и некоторые другие «слуги императорского величества», в частности, бывший министр внутренних дел А. Н. Хвостов и бывший директор департамента полиции С. П. Белецкий.
В июне 1918 года дело И. Г. Щегловитова приняли к своему производству члены следственной комиссии Революционного трибунала при ВЦИК Розмирович и Цейкель. 12 июля они предъявили ему обвинение в контрреволюционной деятельности. Своим защитником И. Г. Щегловитов избрал Василия Васильевича Беллавина, о чем подал официальное прошение в следственную комиссию, прося допустить своего адвоката к «защите и обозрению» дела. Ознакомившись с делом, В. В. Беллавин передал в следственную комиссию ходатайство. В нем он указал на трудности для него и его подзащитного дать по всем пунктам обвинения исчерпывающие ответы, так как в постановлении не было конкретных указаний на материалы, легшие в основу обвинения, ссылок на тома и листы дела. Защитник писал, что материалы, на которых основано обвинение, являлись неполными по двум причинам: во-первых, работа бывшей Чрезвычайной следственной комиссии была еще не закончена, и, во-вторых, следственные материалы И. Г. Щегловитову не предъявлялись. Беллавин настаивал на проведении дополнительного расследования и переработке обвинительных пунктов, с обязательной ссылкой на материалы дела. Кроме того, он просил освидетельствовать состояние здоровья своего подзащитного.
Ходатайство защитника было отклонено. Однако 25 июля 1918 года И. Г. Щегловитову все-таки было предъявлено обвинение в новой редакции.
В постановлении отмечалось, что И. Г. Щегловитов «изобличается в том, что, состоя с 24 апреля 1906 года по 6 июля 1915 года в должности министра юстиции Российской империи и в качестве такового будучи хорошо осведомлен о нараставшем революционном движении народных масс против царского режима, о деятельности революционных социалистических партий, он, в течение означенного времени, работая в этом отношении в тесном контакте с бывшим министерством внутренних дел и департаментом полиции, принимал, не разбираясь в средствах, на основании и в пределах предоставленной ему власти, а также выходя за таковые пределы, все зависящие от него меры на пространстве всего Русского государства для подавления названного революционного движения, разгрома и парализования деятельности революционных партий, путем судебного преследования деятелей этих партий по обвинению их в организации и участии в этих партиях, в результате чего последствиями таких привлечений были тяжкие обвинительные приговоры над революционными деятелями, длительные тюремные заключения, ссылки в Сибирь и каторжные работы, расстройство революционных организаций и прямой ущерб для революции».