«Паралитики власти» и «эпилептики революции»

Не успело закончиться это дело, как возникло новое. В конце марта 1788 года в Тамбовскую губернию приехал комиссионер Гарденин, которому главнокомандующий Потёмкин, в связи с войной с Турцией, поручил закупить провиант для армии. Губернская казенная палата, в соответствии с сенатским указом, обязана была снабдить его деньгами для этой цели «без задержания». Однако вице-губернатор, в ведении которого находилась казенная палата, отказался выдать деньги, ссылаясь на их отсутствие, после чего сразу же уехал якобы на осмотр липецкого винокуренного завода. Поскольку невыполнение сенатского указа грозило губернатору неприятностями, Державин вызвал к себе казенных дел стряпчего и велел ему подать ведомость о том, какая сумма находится в наличии и куда какие суммы истрачены. Вскоре стряпчий вернулся и сказал, что ему эту ведомость без разрешения вице-губернатора не дают. Гавриил Романович разгорячился. Он выдал ордер на освидетельствование казны. Проверка выявила многочисленные нарушения: более 150 тысяч рублей «валялись» вовсе без всякой записи, из которых вице-губернатор раздавал деньги бесконтрольно, кому хотел; провиантские деньги в сумме около 200 тысяч рублей оказались не высланными по месту их ассигнования. Таким образом, Державин обнаружил денег гораздо более той суммы, которая требовалась. Одновременно вскрылась и недостача 500 тысяч рублей казенных денег. Документы были в беспорядке. Все результаты проверки были записаны, как и положено, в журнал, в котором расписались Державин, губернский и уездный стряпчие и другие присутствовавшие при этом лица. О результатах он сообщил генерал-губернатору Гудовичу и информировал сенат.

Вскоре до Державина дошло сообщение, что казенная палата была необоснованно оклеветана перед сенатом, о чем она послала свой рапорт генерал-прокурору Вяземскому. Гавриил Романович вызвал к себе губернского прокурора и спросил, правда ли, что казенная палата сделала определение в опровержение донесения губернатора. Прокурор это подтвердил. Державин спросил прокурора: «Для чего вы не соблюли свою должность, в учреждении вам предписанную, где вам велено доносить губернскому правлению о всех происшествиях? Видя и пропуская определение казенной палаты, не донесли правлению, которое могло принять меры и открыть истину?» Эти вопросы привели прокурора в замешательство, и он не знал, что отвечать. Тогда Державин сказал, что если прокурор не исполнит своей должности, то он донесет обо всех беззакониях прямо императрице. Прокурор на другой день официально подал рапорт губернскому правлению об определении казенной палаты. Это дало основание губернатору пригласить председателей палат. При них он собрал чиновников, бывших при освидетельствовании казны, которые подтвердили все выявленные при ревизии недостатки.

Вся эта история вывела из себя генерал-губернатора Гудовича, который написал жалобу в сенат о том, что Державин грубит ему, не исполняет его указаний и т. п. Сенат потребовал от губернатора объяснения. Не успел он ответить, как в сенат поступила очередная жалоба Гудовича. Это дало основание недругам поэта обвинить его в том, что он игнорирует сенат и не дает ответ на указ.

Петербургские друзья Державина, зная все перипетии его борьбы с Гудовичем, предлагали ему остерегаться и не горячиться. На это поэт в одном из писем ответил им: «Иногда не безнужно иметь и врагов, чтобы лучше не сбиваться с пути законов».

Императрице Екатерине II был представлен доклад с обоснованием вины Державина. В нем отмечалось, что он «дерзновенно отвергает должное повиновение» власти начальства и «развращает дело службы

». Предлагалось отдать его под суд сената. Императрица этот доклад не утвердила. Тогда Гудович обратился к Безбородко с сообщением о новых оскорблениях, якобы нанесенных ему Державиным. Он просил «удалить» его из губернии. Только после этого Екатерина II утвердила сенатский указ об увольнении Державина с должности губернатора и об отдаче его под суд.

Так бывший тамбовский губернатор попал под суд. Вынесение решения затянулось на полгода. В июне 1789 года был оглашен приговор. В нем говорилось: