«Паралитики власти» и «эпилептики революции»

Одно дело Гавриил Романович докладывал императрице в течение нескольких месяцев. Это было запутанное и многотомное дело Иркутского генерал-губернатора Якоби, обвиненного сенатом, с подачи генерал-прокурора Вяземского, «в намерении возмутить Китай против России», возникшее еще в 1784 году. Оно тянулось в течение семи лет, и один только сенатский экстракт, то есть изложение дела, состоял из трех тысяч листов. Державин долго и тщательно изучал дело, а потом составил по нему три заключения: пространное — на двести пятьдесят листов, короткое — на пятнадцати и кратчайшее — всего на двух листах. Суть их была в одном — Якоби невиновен.

Екатерина II, выслушав кратчайшее заключение, никакого решения не приняла, а предложила Державину прочитать весь сенатский экстракт, выделив два послеобеденных часа. Чтение заняло четыре месяца (с мая по август), а потом еще продолжалось с перерывами до ноября 1792 года. Выслушав все дело, Екатерина II согласилась с заключением Державина. Был подготовлен проект указа, который императрица предложила своему статс-секретарю Безбородко показать начальнику рекетмейстерской конторы, принимавшей жалобы на действия коллегий, Терскому и начальнику Тайной экспедиции Шешковскому «для опробации». Безбородко посчитал низким для себя просмотренный им указ представлять кому бы то ни было, тем более Шешковскому, которого он не мог терпеть. Он предложил сделать это Державину. Тот посчитал, что «честолюбивые перекоры» неуместны, когда речь идет об оправдании обвиняемых, и показал проект указа Терскому и Шешковскому. Последний был «блюстителем», то есть при слушании дела следил за правильностью вынесения решения, и, по словам Державина, находился «в отличной доверенности у императрицы и у Вяземского». Шешковский, приняв на себя «важный, таинственный и грозный тон», начал придираться к мелочам и говорить, что в указе «не соблюдена должная справедливость

». Державин на это сказал: «Слушай, Степан Иванович, ты меня не собьешь с пути мнимою тобою чрезвычайною к тебе доверенностью императрицы и будто она желает по известным тебе одному причинам осудить невиновного. Нет, ты лучше мне скажи, какую ты и от кого имел власть выставлять своею рукою примечания, которые на деле видны, осуждающие строже, нежели существо дела и законы, обвиняемого, и тем, совращая сенаторов с стези истинной, замешал так дело, что несколько лет им занимались и поднесли к императрице нерешенным». Шешковский, по словам Державина, «

затрясся, побледнел и замолчал». Потом согласился с проектом указа об оправдании Якоби.

Гавриилу Романовичу приходилось заниматься и другими сложными делами, в частности, делом банкира Сутерланда, бывшего посредником правительства при заключении заграничных займов, растратившего два с половиной миллиона государственных средств. Когда вскрылась растрата, Сутерланд отравился. В ходе следствия, которым руководил Державин, оказалось, что сотни тысяч рублей Сутерланд раздавал под расписки, а то и вовсе на слово, таким приближенным к императрице вельможам, как Потёмкин, Вяземский, Безбородко, и даже великому князю Павлу Петровичу, что вызвало особый гнев Екатерины II.

Державин настаивал, чтобы дело передали в суд. Однако императрица приказала самый большой долг, восемьсот тысяч рублей, принадлежащий Потёмкину, отнести за счет государства, сославшись на то, что у него были «расходы по службе». Остальные деньги она приказала частично взыскать, частично списать.

Занимаясь делом откупщика Логинова, бравшего за взятки в государственном казначействе огромные суммы денег в долг, Гавриил Романович добился вынесения сенатом приговора о взыскании с него двух миллионов рублей.

Державин, не дававший спуску казнокрадам и взяточникам, заслужил у Екатерины II репутацию «жестокосердного следователя».