Под дружное, протяжное «Ооооох!», шлем с грохотом выпал из ослабевших рук. Покатился по льду. Взбрыкнув коньками в воздухе, Роджер рухнул навзничь. Следом, моментально оценив обстановку, в обморок упала Тамара Шафранская.
***
Бонечка бесновалась. Когда мимо на носилках вынесли Роджера, она ринулась следом; к машине «скорой». Но тут ее вдруг попросили посторониться и оглянувшись, Богдана узрела вторые носилки. На них, эротично откинув голову, словно мертвая Клеопатра, торжественно возлежала Шафранская.
Прошло три часа.
– Тварь! – верещала Бонечка, брызжа в атмосферу слюной. – Сука! Сука! Сука!
В первый миг она растерялась, но быстро пришла в себя и попыталась стащить симулянтку с носилок. Командный доктор ей не позволил. Поссорившись с ним, Богданова попыталась тоже лишиться чувств, но ей под нос очень грубо сунули нашатырь…
Шафранскую же, прямо с носилками, отвезли в больницу.
– Может, ей действительно плохо стало? – пыталась Ирка.
– Да эта тварь мне улыбалась с носилок! – орала Бонечка.
– Может быть, ты просто очень ей нравишься? – издевалась я.
Испепеленные взглядом, мы с Иркой уткнулись в стол, дрожа и задыхаясь от смеха.
– Суки вы. Не сученьки, а именно суки!
Не в силах сдерживаться, мы зарыдали от смеха. В голос. Богданова насупившись, грызла ногти. По взгляду было понятно: она вычисляет, кто из нас смеется задорнее. Поскольку у меня уже ныл пресс, я мысленно подготовилась к мелкой кошачьей мести.
– А что, – Бонечка и медленно, словно маленький мстительный дух, примостилась к столу и расплылась в улыбке, – как Макс поживает? Сходили вы с ним вчера в «Шанхай»?
Я вспыхнула. Бонечка пропила еще не весь свой сарказм; я недооценила ее.
– Не лезла бы ты не в свои дела, – вмешалась, вмиг посерьезнев, Ирка.
– Я думала, он – наш общий друг, – невинно сказала Бонечка и взяла сигарету. – Могу я, как друг, спросить его девушку?.. Хотя, нет. Сорри! Какая ты ему девушка?! Проехали… Что будем делать сегодня? Праздновать?
Мне виделись казематы, капающая со стенок вода… Каленое железо, дыба, тиски для дробления пальцев. И я сказала:
– Я лично не успокоюсь, пока до Тамары не дозвонюсь. Я должна знать, как дела у Роджера!
Бонечка бросила в мою сторону снисходительный взгляд. Как слон на истерящую моську. Я поняла намек и заткнулась. Я могла сколько угодно твердить, что люблю секс, ни одна из них мне не верила.
– По крайней мере, – Бонечка лицемерно потрепала меня по руке, – теперь ты знаешь, каков Макс в койке.
– Отстань от нее, – предупредила Ирка, заметив, как забегал по шкафчикам с заначкой мой взгляд. – А ты успокойся. Ты как хотела? Переспишь с ним и он выгрызет зубами кольцо из своей цепуры?..
Я промолчала: замуж я всегда мечтала выйти за Диму.
– Пойдемте в «Пул»? – предложила Бонечка.
– Поедемте в «Великано»? – сказала Ирка.
В этом была своя логика: Бонечка еще неделю назад потратила всю зарплату, а теперь пила на аванс и считала копейки. Она и на такси бы не наскребла. Это было ее наказание и она это поняла. И обиделась, хотя сама же и напросилась. В этом была вся Бонечка: она ужасно злилась, когда люди обращались с ней, как она с ними.
***
В дверь постучали, когда мы с Иркой уже практически стояли в дверях, взбодренные парой бокальчиков. На дискотеке мы, из моральных соображений, не пили. Никогда не знаешь, кого узришь: город маленький, все друг друга знают. Кроме того, я не доверяла Ирке по части Саниного неизвестного друга.
– Открыто, – крикнула я, ничуть не смущаясь.
– При-ве-ет! – сказал Макс, входя. Его взгляд проехался сверху вниз, как лифт по высотке. – Далеко собрались?
– Они идут в «Великано», – выглянула Богданова.
Макс недовольно подвигал челюстью.
– Я думал, у тебя голова болит.
– Потанцую – пройдет, – ответила я.
Он хмыкнул и чуть набычился.
– Может, в «Саппоро»? Вы все, я имею в виду…
– О, спасибо! – сказала Ирка, как ни в чем не бывало. – Но мы уже настроились танцевать. Кроме того, если ты пойдешь, Саня тоже захочет, а мы настроены на девичник.
Макс сузил глаза, стиснул зубы так сильно, что напряглись желваки.
– Хочешь, я поеду с тобой? – предложила Бонечка.
– Нет. Ты опять нажрешься и уделаешь мне машину.
– Нет! – сказала она. – Честно-честно.
– Смотри, сука, – сказал он, обращаясь не к ней лично, а всего лишь используя слово «сука», как связку, вместо любимого им словечка «блядь», – если ты, сука, нажрешься, я тебя, сука, похороню в сугробе.
Бонечка задумалась, но не испугалась.
– Только сам копать будешь: у меня ножка болит.
Макс закатил глаза и махнул на нее рукой.
– Пиздуй одеваться, – элегантно выразился он и, отвернувшись, присел к столу.
Я яростно, во все глаза смотрела в коротко стриженный затылок, но Макс нарочно не оборачивался. Это было не просто хамством; это было плевком в лицо, которое он растер подошвой ботинка. Значит, с Бонечкой он готов появляться на людях, а со мной, которую так прекрасна, – нет.
У меня защипало в носу. Стало ужасно жаль ночи, что я провела с ним, купившись на безудержное вранье. Так горько я не жалела даже о том, что ничего не в силах сделать для Скотта.