Парень для «Sекса»

– Что? – спросил Макс, крутя зажигалку и упорно не поднимая глаз. – Я че-то не так сказал?

Я, сидя на тумбочке у порога, стряхнула с узкого замшевого носа ботинка капельку, вероятно снег и вжикнула молнией.

– Как с Жанной чаю попили? Торт был?

– Ой, все, Макс? – умоляюще протянула Ирка, видя, что если я сейчас только рот открою, то слезами смою весь макияж. – Пошутили и хватит. Я знаю, что ты Сане сказал и…

– Да? – на этот раз он поднял глаза. – А я еще раз узнаю, что ты пытаешься ей ебаря подогнать, я тебе ячейку в морге организую.

Ирка делано рассмеялась. Чмокнула в его сторону накрашенными губами. Помахала рукой и выпнула меня из квартиры. Быстро, но… Недостаточно быстро.

– Линочка-моя-девочка, – бросил Макс, – если я тебя с мужиком увижу, я тебе башку проломлю!

Дверь захлопнулась.

«Дискотека начинается с вешалки»

В предбаннике ошивался Кан.

Бледный, набыченный, в черном. Вид у него был такой, словно Дима изжогой мучился и при виде меня ему совсем поплохело. Он перестал кривиться и словно заледенел, упершись глазами в точку на моем лбу. Я попыталась проползти мимо, но… он сделал шаг в сторону и преградил путь.

– Здравствуйте, – нейтрально и ровно промолвил Дима.

«Сам не сдохни!» – подумала я и еще нейтральнее, еще ровнее, кивнула в ответ. Ирка радостно ему улыбнулась. Она всегда так скалилась, когда его видела. Словно он весь был из долларов.

Дима кивнул ей. Вежливо! Снова скривился, закусил губу и прищурился на меня. Как на перевернутый самосвал с навозом.

– Как твоя девственность? Хоть Макс справился?

– Да иди ты! – вырвалось у меня.

Ирка прыснула. Димин взгляд стал тяжелым, как лом.

– За базаром следи!

Я дрогнула, но не сдалась. Шепотом, чтобы только он мог слышать, спросила:

– Господин назначил меня смотрящей за рынком?

– Мое терпение, – проговорил Дима медленно, – имеет четко очерченные границы. Ты стоишь в пяти сантиметрах от красной линии.

Я отступилась. Кан был сильнее. Физически и морально. Что я могла сказать? Лишь молча обидеться и уйти… мастерить его восковую куколку. В старой уже не помещались иголки…

Он удержал меня; схватив за локоть, рывком развернул к себе.

– Ничего не хочешь сказать мне? – спросил Дима и его ноздри раздулись, как у быка.

Я искренне не въехала, о чем идет речь.

Был ли господин не в духе из-за погоды, ему игра не понравилась, или он медвежьей желчи, перепутав с медом, глотнул, – это было неважно. Когда Дима бесился, вопрос вины и невиновности отдельных маленьких персонажей представлял лишь академический интерес.

Возможно, его просто-напросто раздражал мой вид.

– Нет.

– А если задуматься?

Я еще внимательнее всмотрелась в ястребиный прищур.

– У тебя красивые глаза, Дим. Особенно правый.

Он не выдержал, хмыкнул коротко, но тут же взял себя в руки. Притянул меня еще ближе к себе. Меня обдало теплом его тела, запахом терпкого одеколона и чистых волос. Кан нагнул голову. Сказал мне на ухо, случайно коснувшись его губами:

– Будешь нарываться, прибью. Поняла?

И ушел. В этом был весь Дима. Я была так озадачена, что даже не успела сказать: «Макс занял право убить меня первым!»

– Что с ним опять? – спросила Ирка, когда мы взбирались на высокие табуреты у барной стойки.

– Понятия не имею. Может, негр, который толкает ему таблетки, вообще ни фига не Морфиус?

Ирка рассмеялась и помахала бармену.

«Дальневосточный слет сутенеров».

Толстые мужики в малиновых пиджаках, с сальными оплывшими лицами заняли три столика возле танцевальной площадки. Они то сдвигали головы, то откидывались одновременно на спинки стульев, словно репетируя танцевальный номер. Все одинаково бритые, все одинаково толстые. Клоны тех «Двоих из ларца». Танцуя, я то и дело возвращалась глазами к сидевшему с ними Диме. Одинокий, прекрасный, ни на кого не похожий, он пялился в пустоту и грустил.

Мне тоже было невесело.

Воздух пах доброй сотней разгоряченных тел и пылью с танцпола, ароматы парфюма смешивались с алкогольными испарениями, лучи цветомузыки были направлены на зеркальные шары и по стенам кружились тысячи маленьких «зайчиков».

Все вокруг веселились и пили. И танцевали. Ряд самовлюбленных придурков, вдоль зеркальной стены. И всем казалось, будто бы остальные смотрят только на них. Отточенные движения, застывшие пустые глаза… Когда я пила, я тоже только там танцевала. Теперь я видела, насколько это нелепо. Эти танцоры восхищали только самих себя. Остальные, потрезвее и поскромнее, громко над ними ржали.

На танцполе, в толпе, обнявшись, кружились редкие парочки, занятые больше ощущением друг друга, нежели ритмом. Какая-то девочка из танцевальной команды клуба, пыталась стащить с табурета мальчика, который ее не хотел. Корея явно пошла мне на пользу. Теперь я знала, что ни один, даже самый скромный мужчина не станет отбиваться от девушки, которую хочет.

В этом знании была, своего рода, мрачная гордость. И какой-то воинственно-нелепый задор: не пойти ли мне, пригласить на медленный танец Диму. Его, охреневшие от такого счастья, глаза, представлялись мне очень круглыми.