Партия жертвы

Комментаторов как прорвало.

«Да как ей совести хватило прийти!»

«Вот же Пятисоцкая! Ну даёт, мелкая стерва!»

«Куда родители Карины смотрят: как допустили к измученному ребёнку эту хищницу?!»

«Вагановка тонет в грязи».

«Бедная Кариночка! Будущее скомкано, так Пятисоцкая ещё и смеётся над ней в открытую!»

«Карина, не верь этой лицемерке! Не считай её подругой! Посмотри на её лицо: это же гадюка, подлая гадюка!»

На этот раз на сторону Пятисоцкой встали немногие. Пару комментариев из серии «Да что вы на Женю накинулись? Это роль такая: чёрный лебедь!» быстро задавили:

«Какой лебедь? При чём тут лебедь? Здесь вообще не о балете речь! Посмотрите на их лица: Кариночка не знает, с кем связалась! Эта ваша Женя – исчадье ада!»

Поток хейта растянулся под фотографиями длиннющей бородой. То, что раньше было похоже на отдельные всплески, теперь прорвалось бешеным цунами. Я шла домой, уткнувшись в телефон. Глаз не могла оторвать от того, что читала. Про меня фанаты Вагановки уже, кажется, забыли. И хорошо. Наконец Женя показала своё лицо. Оставят ли за ней «Сильфиду» после такого скандала – вот вопрос. Надеюсь, что она потеряет роль.

У дома я замерла с телефоном в руках. Снова сквозняк на мгновение придержал решётку подворотни, словно кто-то вошёл вслед за мной. Налево в угол мой подъезд. Окна шестого этажа не горели, и у меня появилась надежда, что старуха уже спит.

Мне не хотелось думать о ней, когда я поднималась по провонявшей сыростью лестнице. Между ней и Женей я как между двух огней. Обе с удовольствием сожрали бы меня на ужин, но я оставлю их голодными. Я буду танцевать. Во что бы то ни стало.

В квартире было темно и тихо. Меня окутал спёртый воздух. Шестой этаж, а дышится, как в подвале. Я включила свет в комнате и начала рыться в шкафу. Мои лучшие пуанты утонули в Неве. Остались только эти: кровавые. Но, вытащив их на свет, я ужаснулась: выглядели они дико. Кровь въелась окончательно, и оттереть её можно будет разве что наждачной бумагой. К тому же коробочка вконец разбита, а воняли они так, что темнело в глазах.

На утренней репетиции в таких можно даже не появляться. И снова слёзы. Снова я давлю в себе всхлипы, но реву, реву, реву. Что теперь делать? Звонить отцу? И снова услышать о том, как никчёмна моя мечта? Я не хочу. Тем более что денег всё равно нет, иначе он бы уже перевёл. Да и моя банковская карта утонула вместе с кошельком. Но мне нужны пуанты сейчас, потому что завтра я должна танцевать на утренней репетиции.

Пуанты… Пуанты. Пуанты! Я подскочила на месте. Кладовка! Пуанты! Не знаю, как решилась на это и не испугалась. Половицы стонали, пока я на цыпочках пробиралась по коридору. Какая же я неуклюжая – как слон, ей-богу! Такое ощущение, что следом за мной идут десять человек, и все ступают на самые скрипучие доски.

Плевать. Да, плевать! Мне нужно быть в классе завтра. И даже если мне придётся не просто выкрасть эти пуанты, а вырвать прямо из старухиных рук, я получу их. Дверь в кладовку легко поддалась. Я вошла и, прикрыв её, включила свет. Бюст пустыми глазами пялился на меня. Я осторожно влезла на табуретку. Мои пальцы дрожали, раскрывая коробку: что, если они исчезли? Что, если бабка танцевала в них, стоптав до состояния расползшихся грязных тряпок?

Нет. Они на месте. Похожие на свежие эклеры с розовым кремом. Чистые. Прекрасные. Я прижала пуанты к груди. Мои. Они мои!

Я поймала себя на мысли, что шарю в коробке обеими руками: мало ли что ещё найдётся среди этой груды тухлятины? Мне казалось, что эта пара пуантов может быть не единственной. И если есть среди этого хлама ещё одни такие же, я должна их увидеть. Предчувствие обмануло: всё остальное было отсыревшей гнилью. И всё-таки кое-что я нашла.

Это была тетрадь. Обычная тетрадь в клетку. На обложке – фото какого-то «бойз-бенд», популярного, как я позже нагуглила, ещё до моего рождения. Внутри чётким и ровным почерком было исписано много страниц.

Дневник балерины, студентки Вагановки – так я подумала, прочитав первые строки. Знай я, кто писал его на самом деле, наверное, просидела бы над ним всю ночь. Но вместо этого я, на цыпочках вернувшись в комнату, сунула тетрадь в пакет с вещами, приготовленными на завтра – моё внимание поглотили пуанты. Я не могла налюбоваться ими.

Примерила, и дыхание перехватило: в самый раз, как будто сделаны точно по моей мерке! Мои, я чувствовала. Только мои. Ну разве не чудо? Лёгкие атласные ленты нежно обнимали кожу. Я встала на носки, и тело разом вытянулось вверх. Пальцы вошли в стакан, как влитые. Невероятно. Какой они фирмы? Дорогие, наверное. Я осмотрела носок, подкладку, задник – излазила их вдоль и поперёк: ничего. Только инициалы «А. А.» Мои инициалы.

Я гладила их, прижимала к груди, мне хотелось петь. Я видела себя в классе, ещё более стройную и сильную в новых пуантах. Мне должно хватить их на выступление. На партию Сильфиды.