Партия жертвы

И мне останется только ответить: «Нет. Не настоящая».

Я любуюсь собой в зеркале. И моё отражение возвращает мне улыбку. Красиво. Сильно. Бойко. Так у меня сегодня получается. Оно чуть-чуть отстаёт. Отражение. Чуть-чуть искажает всё. Я ещё лучше. Просто оно не может передать так же. Я ещё ярче, ещё сильнее.

Хорошо бы класс не кончался. Не хочу возвращаться домой. В эту пропитанную затхлостью квартиру с кровавым пятном на паркете. Здесь мой мир – среди этих зеркал. А ещё больше мой мир на сцене. И пусть Виктор не смотрит на меня, я покажу ему, кто я. Покажу им всем. Они увидят. Они узнают.

Глава 16

Женя

Вечерний класс

Я готова её придушить. Правда. Так и тянет схватить её за патлы, стащить потный купальник и затянуть его вокруг её шеи. И давить, давить, пока она не захрипит, не изойдёт пеной, и, наконец, не обмякнет у меня на руках.

Надо признать, она кое-что умеет – не такая уж бездарная. Думаю об этом, и внутри всё выворачивается. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы делать движения чисто. Но сама знаю, когда так выбешиваюсь – теряю форму. Это моё слабое место. Мне нужно, мне просто необходимо знать, что я лучшая. Видеть, обонять, осязать.

Если наблюдаю чей-то слабый танец, становлюсь сильнее. Если вдыхаю запах чужого пота: едкий, с примесью страха – дышу глубже. Если во время разогрева случайно касаюсь чьей-то руки, спины и чувствую вялые мышцы – мои мгновенно приходят в тонус. Мне это нравится: чужая слабость. Ощущаю её, и мышцы наливаются сталью.

А от осознания чужой силы меня колотит. Я не становлюсь слабее, нет, но появляется какая-то уязвимость. Тело как будто становится мягче. Дыхание сбивается. Я теряю чувство плотности воздуха, которое обычно помогает мне ограничивать плоскость при взмахе ногой, движениях рук. Не улавливаю вибрацию паркета, отмеряющую каждый шаг. Могу выпасть из такта, просчитаться на вращениях. А ещё могу забыть про мимику. Это худшее, что может со мной случиться.

Эта курица сегодня в ударе: как нарочно, чем ближе к премьере, тем жарче. Я вытираю пот со лба после прыжков и смотрю на Виктора: «Не вздумай взять её в постановку! Не вздумай!» От напряжения мышцы начинают дёргаться непроизвольно. Напрягаюсь больше, чтобы сдержаться, но судороги лишь усиливаются. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Ещё раз. Выдох. Вдох.

Плохо. От неё не несёт, как от ослицы, – страха нет. И я без толку пытаюсь продышаться. Мой личный обонятельный допинг иссяк. Меня трясёт всё сильнее. Виктор подходит, что-то шепчет, но я не понимаю что. Глаза болят и пульсируют. Скорее бы конец.

Ненавижу её.

Под душем стою долго. Мне нужно смыть это всё. Пусть просто стекает. Ащ! Мыльная пена щиплет кожу – похоже, содрала старую мозоль. Я смотрю на собственные кривые, красно-синие пальцы с потемневшими ногтями…

Почему новенькая бесит так сильно?

Лера всегда была никакая, но вот Эмма, Танька, даже Карина – у каждой из них было что-то, что мне нравилось. Эмма пугливая по натуре. От неё несёт страхом за километр. Даже смотрит она затравленно, словно пташка, пойманная в силки. Таня – корова. Она ненавидит своё собственное тело – и есть за что. Всегда неуверенная, неуклюжая. А у Каринки, не знаю даже… При супертехнике какой-то необъяснимый трепет передо мной лично. И это прекрасно. Мне это нравилось. Сейчас, правда, она совсем отбилась от рук.

Позвонила вчера: «Ты видела новые посты в инсте?» Ещё бы. Сборище дегенератов, которым нечем заняться, мусолят сплетни о том, что я подстроила ей травму. Пришлось охать и ахать, объясняя, как «глубоко ранят» меня подобные слухи. Может, она и поверила.

«Нам надо что-то придумать, чтобы это прекратить».

Так-так. Ты же уже придумала.

«Давай замутим совместную фотосессию. Выложим фотки, ну, типа, чтобы ясно было, что мы лучшие подруги».

Я чуть трубку не проглотила. «Чтобы ясно было, что мы лучшие подруги!» Даже разубеждать её не буду – только время тратить. Согласилась. Приехала к ней. В первый раз я посетила эту их загородную резиденцию ещё во втором классе, на Каринкин день рождения. Дом с башенками, пруд с золотыми рыбками. «Чтоб они передохли и воняли на весь этот дивный сад», – так я подумала тогда. С тех пор бывала там не раз, но всё в глубоком детстве. В последние лет пять ноги моей там не было. До вчерашнего дня.

Вошла. В огромном холле – где мы на том самом дне рождения носились, как сумасшедшие, прячась друг от друга под столами из красного дерева и за фарфоровой скульптурой прикрытого фиговым листком Аполлона, над которым тогда смеялись, – развернулась фотостудия. Какие-то стойки, свет, фоны. И Каринка в коляске. Она в ней и осталась. А я должна была переодеться в балетное и, опираясь на коляску, делать «разные па», как сказал фотограф. Идея съёмки заключалась в том, чтобы все увидели: я танцую и за неё – попавшую в беду «лучшую подругу».

Мило. Аж до тошноты. Я согласилась.