Партизаны Подпольной Луны

Тогда почему Гарри сменил тактику и на этот раз отказался от кровавой оргии? Чтобы завлечь меня? Становится понятно, почему он проигнорировал меня, графа - полукровке, предложенного ему в абсолютное пользование, если можно так сказать. Он просто не удержался бы и снова порезал меня.

- А интересно, откуда у него, нежного юноши, знание о различных позах? Потом, в… следующий раз обязательно выясню. Ведь он же говорил, что только один раз видел милующуюся парочку юных геев в школе…

И где? В моих подземельях! Вот подонки, не нашли себе другого места, мерзавцы, гадёныши! Ох и злой же я вернусь!

… Если вообще вернусь…

- Ты снова не со мною, о переменчивый мой, пронизывающий до костей северный ветер, - напомнил о себе истосковавшийся Квотриус.

- Прости, о, прости, мой Квотриус, счастье всей жизни моей! Я… Я просто задумался о… неважно, сейчас всё неважно. Главное - здесь ты, со мною, не покинул меня, несмотря на измену мою тебе.

Эту гнусную, жалкую пародию на любовь! Слышишь, Гарольдус? Я к тебе обращаюсь! Ты… ты оскорбил меня в лучших чувствах!

Снейп возопил и даже кулаком о перила ударил от переполнявшего его осознания, что от его… столь щедрого предложения негодный мальчишка нагло отказался.

А «негодный мальчишка» в это время тихо подвывал, уткнувшись рассопливившимся от холода носом в подголовный валик, и горько рыдал, укрывшись с головою валяным покрывалом от того, что он не посмел… не осмелился… не умел… не знал, как… это делается. Ведь видел-то он только две чёрные тени в тёмнейшем месте подземелий, да слышал звуки, чавкающие и противные, поднявшие в нём волну омерзения их действиями, и только-то.

… - Да поговорим мы о походе позже! Пойдём, пойдём ко мне, я… так заласкаю тебя! Сердце моё живое у тебя в ладонях бьётся, стонет, молит о пощаде, дабы возвернул ты его в грудь мою. Делай со мною всё, что захочешь, хоть пуго порежь многажды, но будь со мной… сейчас. Так истомился я, покуда был ты с Гарольдусом, вот, смотри.

Квотриус показал сбитые в кровь костяшки пальцев и ссадину на лбу. Значит, бился, сначала руками, а потом и головой. Совсем, как… Гарри… тогда, в тот день церемониального, ответного пиршества семейства Снепиусов впосле свадьбы, переросшего в отвратительную оргию.

- Идём, идём к тебе, мой Квотриус, основа основ моих, идём, но всё будет так, как захочешь ты, мой единственный, родной.

- А как же твоя любовь к Гарольдусу?

- О, она куда-то испарилась, то есть, исчезла. Попросту говоря, её сдуло вместе с невинностью парня.

Северус нарочито говорил на народной латыни… Так ему было почти не больно сознаваться в этом и перед самим собой, и перед Квотриусом.

- Только тебя люблю я по-настоящему. Ты - моя первая и, должно быть, последняя любовь.

- А как же одинокий друг твой… там, во времени твоём?

Да будет благословение моё на соединение твоё любовное с ним, дабы не одиноки были вы оба, - произнёс брат торжественно.

- Но… не люблю я его, как мужчина мужчину. Только, как друга.

- Подружись же с ним теснее. Пусть у вас не будет любови истинной, но будет что-то вроде любви - дружбы.

- Да, верняк, что так и получится. Не век же мне вековать в одиночестве. Я теперь и представить себе не могу себя одного… там.

Глава 38.

Северус снова перешёл на вульгарную латынь, но на этот раз Квотриуса она почти не смущала, разве только чуть-чуть, по уже въевшейся привычке, что так говорят простые граждане - плебеусы. Высокорожденным же патрициям, каковым был Северус, и вообще Господам негоже говорить на языке черни.

- Но пускай его, значит, так легче говорить прекрасному моему, но несчастному брату, мне о горестях своих.

Милосердные боги! Как же он красив сейчас! И, хоть глаза его не светятся, как обычно, серебром, но взгляд их обволакивает, словно плотная заморская, тяжёлая, чёрная с золотыми узорами, парча.