Партизаны Подпольной Луны

- Так вот, от кого эта, подчас болезненнная тяга к поэзии! Вот, кто её неиссякаемый источник! Вот, из-за чего я стремительно подавлял в себе желание заговорить верлибром на латыни!

Квотриус! Повсюду Квотриус!

Да, он был повсюду, ловящий высокорожденного своего брата у подножья лестницы, неспящий, ревнующий, беспокоющийся.

И Северус с радостью и… облегчением, словно после исполнения тяжёлой работы, бросился в ставшие привычными и незаменимыми, объятия брата - полукровки.

Задним умом он понимал, что от первого, такого неумелого соития, от Гарри можно было ждать только вот такого, быстрого конца их любовной игры, но темперамент требовал своего - постичь, познать, овладеть, быть познанным самому…

Как же Северус изумился, когда первыми вопросами после жарких поцелуев, стали:

- Ты не поранил юношу? Не нанёс ран ему? А он тебе?

- Нет, пуго он не умеет пользоваться вовсе. Ведь видел же ты раны те, кои нанёс мне Гарольдус острым, заметь сие, пуго. Были же они рваны, будто бы от каменного ножа варваров. Казалось мне, будто приносил он в… раз тот, словно бы, в жертву меня знаемым одному только ему богам, хоть он и христианин еси. Теперь же обошлось без какого-либо членовредительства… Соделал я его мужчиною ко удовольствию нашему обоюдному… Но… Разве об этом хочешь ты слушать? Верю, что нет.

- Только об одном сразу просить тебя хочу - давай возьмём его с собою в путешествие наше, кое уж скоро начнётся. Лишь только снега подтают, да разольются и возвратятся вновь в русла свои реки. Нам же множество их пересекать по дороге. А вода ледяная.

Хотя, пожалуй, испробуем мы для начала способ иной. Расказывал же я тебе, о Квотриус, светоч прекрасный и яркий души моей, о способе перемещения своего в монастырь Святого Креста, куда матерь твоя ехала столь много времени да в сопровождении легионеров на колесницах.

Северус умочал о причине наложения на Гарри Звёздного заклинания, столь безболезненого, сколь слабо мерцание звёзд. Это было совсем не то, что мощнейшее Небесное, призывающее силы развёрстых небес, буде они даже закрыты облаками и хлябями, но всё же, находящиеся не за множество миллиардов световых лет от исцеляемого, а непосредственно над головою. Потому действие последнего столь болезненно, а действие Звёздного, напротив, практически неощутимо.

Об этом заклинании, причиной которого послужила собственная неумелость, а, скорее, торопливость, Северус вообще не напомнил Квотриусу - постеснялся и того, что солгал Квотриусу о ненанесении ранок анусу Гарри, и своего излишнего знания.

Впервые жизни Снейп не рассказывал взахлёб о заклинании, никогда ещё не опробованном и наложенном впервые. Он просто держал перед глазами картину порванного ануса Поттера, и ему было не по себе. А самым странным было то, что сам Гарри не почувствовал боли, не пожаловался Северусу на жжение в межиножии, но вёл себя так, словно бы ни в каком Исцеляющем заклинании вообще не нуждался. И это было странным, весьма.

- Так, значит, не случайно он терпел боль от ран всю ночь до позднего утра в… тот, кровопролитный раз, пока я не пришёл со своими черномагическими, да, пролонгированными, но отсутствовавшими примерно два долгих утренних часа, пока я занимался любовью с Квотриусом, Обезболивающими заклятьями. А ведь Гарри практически прочувствовал за ночь всю боль грубоких порезов. А я-то тогда как расстарался, Мордред меня выеби и высуши!

У Гарри очень высокий болевой порог, вот и вся отгадка его тайны. Потому-то он, верно, и хотел… тогда боли, много боли, чтобы попросту почувствовать её и расчувствовать. Хотя я неправ - он же рассказывал о… неприятных ощущениях, когда его шпыняли Истинные Люди, да и о боли от удара мечом плашмя по голове тоже.

- Нет, наверное, я неправ. Ему же было в ту ночь тоже больно!.. Нет, Сев, ему было… хорошо, вспомни только его торжествующее выражение лица, когда ты… резал его.