Партизаны Подпольной Луны

- Как прекрасен весь - весь! - облик его, сребряноликий, а сам он таковой тонкий, словно осинка молодая! Да и вновь мой Северус выглядит ещё более помолодевшим. Неужли сие есть волшебство Гарольдуса? Кажется, брату моему возлюбленному паче жизни сейчас лет семнадцать, и ни годом боле.

И в эту ночь полнолуния будем мы принадлежать друг другу, словно бы и нет на свете Гарольдуса, ведь сказал же Северус, светоч жизни моей, цветок мой солнечный, источающий ароматы летние трав луговых спелых, с колосьями налитыми, и цветов всех, что растут на Альбионе, словно бы собранных вместе, на едином преобширном лугу, и зелени дерев, ещё не утомлённых зноем, что не любит он больше драгоценного гос…

- О, полнолуние! Будь ты проклято семь раз! Нельзя нам с братом любить друг друга, когда лик Селены полон! Придётся ждать сумерек утренних, но брат же уйдёт, как обычно, к супруге своей, дабы поспать и проснуться рядом с нею, чреватою, и была спокойна и она, и утроба её.

Мне же остаётся только ждать обычного, тёмного утра. Да будет ли тёмным оно, раз на небесах ни облачка нет?! Затянется ли лик Сола Всесветлого, дары земли производящего с позволения Юпитера - Громовержца, благословенными облаками, дабы можно нам было сойтись в любови необъятной, такой, что жить я без Северуса, северного ветра моего, уж не могу вовсе?.. Печалуюсь я, когда ревность овладевает естеством моим, слишком сильно.

- Не печалуйся так, брат мой Квотриус, звезда моя нездешняя, неотмирная, неведомо, из созвездия коего, что Селена показывает свой лик сейчас.

А давай наплюём на её наглую светящуюся, когда не нужно рожу, и приступим друг к другу! - прочитав мысли Квотриуса глаза в глаза, как обычно, сказал Северус.

- А давай!

Квотриус, раззадорившись, тоже ответил на языке черни. О, он мог бы, если бы умел, сказать сии благословенные слова на языке даже варваров диких, лишь бы Северус не отказался от стремления своего быть с ним.

… Ремус открыл подслеповатые из-за крови, коркой засохшей на лице, глаза и посмотрел в единственно доступном ему направлении - прямо перед собой. Там была Луна, вся в белом, словно невеста во время Венчания.

- Ремус, как ты? Я не хотела тревожить твой сон, но сейчас отлевитирую тебя в ванну с целебными равами. Я, едва лишь увидев тебя в первый раз, поняла, какие тебе понадобятся. Да и стремление моё… Одним, словом, она уже готова, надо только подогреть воду. Ещё раз.

- Я же… убил себя. Я знаю это потому, что был в Междумирье, не как гость, а как призванный в Посмертие.

- Я… Я… В общем, я вернула тебя к жизни. Ты так устал - ещё бы, спать с девственницей, да ещё когда сам еле жив. Но у тебя получилось, мой родной. Мне даже почти не было больно, а потом… Потом стало необычайно хорошо. Ты такой… сильный, что сумел после дефлорации доставить мне… как же это, а, оргазм.

- Жаль, ты не зачал мне дитя. Мальчика ли, девочку - дитя осталось бы мне, как напоминание об этой незабываемой ночи. Я же знаю, что в… нормальном состоянии ты не пошёл бы на… такой шаг. И я так и осталась бы девственницей навсегда или… до следующей Полной Луны. Больше ждать я не могла.

- Но, Луна! Как могла ты доверить свою невинность грязному, окровавленному, имеющего «миленького дружка», да и бездушно…