Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917-1991

Слово «смерть» в 1917–1991 годах, конечно, не претерпело никаких изменений в сравнении с тем, как оно толковалось в лексике дореволюционной России. Именно поэтому вполне логично его отсутствие в «Толковом словаре языка Совдепии». Но картина быта советского города будет неполной без упоминания о церемониях, сопровождающих уход в «мир иной». Ведь они свидетельствуют об уровне развития цивилизации, об особенностях ее нравственно-политических ориентиров. То же можно сказать и о значимости обычаев, связанных с появлением человека на свет. Ритуалы, сопровождающие смерть и рождение, так называемые обряды перехода, претерпели изменения в новой социальной ситуации, порожденной приходом к власти партии большевиков.

В России задолго до событий 1917 года сложились представления о духовной значимости, биологической сущности и социальном статусе смерти. Похоронные церемониалы в подавляющем большинстве случаев регулировались положениями «обычного права» Русской православной церкви. Даже в крупных городах накануне 1917 года 90% умерших хоронили по религиозным обрядам, а могилы были персональными с обязательным крестом. Кладбище, таким образом, было практически единственным местом для упокоения останков человека. Вне кладбищенского пространства оказывались тела самоубийц. Государственный и православно-религиозный подходы в нравственной оценке суицида и особенностях «обряда перехода» для самоубийц совпадали. Согласно действовавшему в начале ХХ столетия российскому законодательству, а именно статье 1472 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» (1845), самоубийство влекло за собой недействительность завещания умершего и лишение его христианского погребения.

После прихода к власти партия большевиков стала контролировать те сферы жизни, которые ранее входили в «обычное право» церкви, – в том числе, конечно, обрядность смерти и рождения. Согласно Декрету ВЦИК и СНК РСФСР от 18 декабря 1917 года «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» регистрация случаев смерти в церкви прекращалась и передавалась местным органам власти – советам. Произошедшие изменения законодательства, в частности отмена всех правовых актов царской России, повлияли и на властные представления о суициде. С юридической точки зрения советский строй на первых порах был терпим к людям, добровольно ушедшим из жизни. Однако подобная терпимость носила антиклерикальный характер.

Отстранение духовенства от сопровождения смерти человека в результате болезней или несчастных случаев спровоцировало появление новых форм обрядов перехода. К началу ХХ века христианская ритуалистика похорон уже претерпела серьезные изменения в мире: в Европе и Северной Америке появились официальные крематории. Это рационализировало похоронный церемониал и меняло содержание символической значимости огня, который в христианских представлениях доиндустриального времени никогда не рассматривался как способ погребения.

В России модернизационные процессы шли медленно. Однако в среде интеллигенции идеи модернизации и секуляризации не только бракосочетания, развода и фиксации рождения, но и погребения были уже достаточно популярны. Не случайно еще в 1909 году специально созданная при Святейшем синоде комиссия составила «Заметку о сожигании трупов с православной церковной точки зрения». В документе указывалось: «Самым естественным способом погребения признается предание трупов земле. <…> предание тела близкого не земле, а огню представляется по меньшей мере как своеволие, противное воле Божией, и дело кощунственное»662. И все же накануне Первой мировой войны власти Петербурга, обеспокоенные бурным ростом населения города, попытались внедрить практику кремации. Комиссия народного здравия при Государственной думе даже рассматривала законопроект постройки крематория. Идея была одобрена Министерством внутренних дел, но встретила сопротивление представителей Синода. Они не приняли во внимание даже сделанную в законопроекте оговорку о том, что сжиганию могли подвергаться лишь покойники тех вероисповеданий, где допускался подобный способ погребения, или при жизни выразившие желание быть кремированными.