Пасынки отца народов. Квадрология. Книга четвертая. Сиртаки давно не танец

Она, как обычно, сперва подложила вату с бинтом. Буквально через минуту поняла, что этого мало. Адель, согнувшись и поддерживая нестерпимо болевший живот левой рукой, правой с трудом вытащила из ящика комода чистое полотенце. Она никогда не думала, что из комнаты до туалета столько шагов! Сейчас она разорвёт полотенце… Внезапно что-то скользкое булькнуло между ног. Она почувствовала под рукой какое-то влажное тепло. Оно полилось по низу живота, прямо по ногам. Вверх по кофте росло и расплывалось багровое пятно. Боль стала совершенно нестерпимой. Накатила волна нестерпимой тошноты. Понимая, что если будет рвота, кровавое пятно подниматеся до самой груди, Аделаида старалась вырвать, не напрягая живота. Но страшная судорога внезапно прошла через всё её тело, одновременно почти без усилий вытолкнув из него выпитый утром чай и что-то противное, похожее на кусок мяса.

Глава 8

Жалела ли она о том, что всё узнала про Лёшу? Какая теперь разница? Может, да, может, и нет. Ей сказали, что Лёшина пассия вышла замуж за хозяина турагентства, в котором они вместе работали. Оказывается, она очень хотела остаться в Греции на постоянное место жительства и именно поэтому совмещала необходимое с приятным – спала с хозяином, лелея надежду на своё скорое с ним семейное счастье, со стареньким подагриком, толстеньким и богатым. С Лёшей она возмещала самой себе моральный ущерб, нанесённый потным, рыхлым хозяйским телом. Лёша всё воспринял всерьёз, решив, что она женщина его жизни. Развода он Аделаиде не давал, надеясь протянуть время и успеть получить заветный европейский мандат. Нет, Адель не жалела ни о чём. Если б всё можно было изменить, она бы всё равно поступила так же.

Теперь она жила одна. Время тянулось непрерывным потоком: ночь, день – всё смешалось, стёрлись границы… Кто сказал, что спать надо ночью? Спят тогда, когда могут заснуть, в какое время суток это будет – не всё ли равно? Она перенесла телевизор из большой комнаты к себе в спальню, снесла вместо него все Лёшины вещи, заперла дверь и больше туда не входила. Она продолжала работать, радовалась, когда дел было особенно много, и не огрочалась, если за дополнительный часы не доплачивали. Ей было всё равно. Хотелось одного – чего-нибудь захотеть. Казалось, если только чего-то захочется, она мгновенно проснётся и бросится это желание исполнять. Значит, оно станет началом новой жизни. Но ей ничего не хотелось. Как смешно всё происходит! Ведь когда она была маленькой, то свято верила, что обязательно превратится из Гадкого Утёнка в Прекрасного Лебедя, но чуда так и не произошло. Как была Гадким Утёнком, так и превратились в Гадкую Утку. Почему в Городе, где она жила, где провела детство, ей внушали, что быть симпатичной и красивой – это огромный недостаток! Девушку и женщину больше всего украшают её скромность, кроткий нрав, и как это называлось? Ах, да – «целомудрие», высокие духовные качества, но никак не чистая кожа и модная одежда. Конечно, Адель не совсем была с этим согласна. Но в тоже время, в глубине души очень надеялась, что Лёша оценил и полюбил её именно за её духовные качества, за преданность ему, за её терпение и доброту. Оказалось, он и не собирался ничего оценивать, и любить не собирался тоже. У него просто появился единственный шанс унести ноги из Города. Лёша по кличке «Адвокат» хотел свободы. Он хотел свободы ничуть не меньше, чем она сама. Может, даже больше, потому что так и не смог разделить с ней свою жизнь. Она часто вспоминала тот первый с Лёшей поцелуй, вспоминала, как была с ним счастлива. Был ли счастлив он? В такие минуты Адель становилось его очень жалко. Бедный, бедный Лёсик! Ради свободы, ради бордовой корочки с греческим тиснёным крестом терпеть самое страшные муки на Земле – испытание любовью. Терпеть косые взгляды на улицах от знакомых и не знакомых, терпеть Аделаидины объятия в постели, её поцелуи, её домогательства, её желание чувствовать его своим. Нет, это гораздо страшнее, чем знать, что тебя никогда не любили! Тут ты по крайней мере не теряешь ни чести своей, ни достоинства. Такова жизнь. Насильно мил не будешь. Заставлять себя делать делать то, что не хочешь – вот преступление перед самим собой.

Конечно, Лёше было гораздо хуже! Вот он и сорвался.

Что же теперь делать мне?