Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

Не дай Бог, я ещё раз увижу у тебя такую мерзость – руки-ноги переломаю! А сама утоплюсь! Вот пойду на реку и утоплюсь! Ещё мне не хватало, чтоб вместо учёбы ты загружала себе голову всякими испорченными вещами! Так становятся уличными! Начинается с тетрадей и переходит в другое! Что здесь написано?

«Золотая как солнце кожа, тоненькие каблучки.

Узел волос из шёлка, складки платья легки.Мулатка просто прохожая, просто прохожая,

Что плывёт по волнам, по волнам моей памяти…»

– Фу! Мерзость какая!! Бр-р-р! Так разговаривает только уличная шпана! Ты, собственно, и есть уличная шпана! Я всё поняла – ты останешься за бортом и пойдёшь по рукам! Там тебе и место! Чья это тетрадь? Чья тетрадь, я спрашиваю?! Ольгина? Сейчас я её матери позвоню, чтоб тоже знала чем её дочь занимается! Потому с «тройки» на «двойку» перебивается, что в голове «тоненькие каблучки!»

Аделаида плачет, умоляет маму не звонить. Ведь она дала честное слово, что ничего не случится и тетрадь она завтра вернёт.

– Ну, ты и наглая, доченька моя! – мать вдруг как-то успокаивается, даже тень улыбки скользит по лицу. Она удивлённо смотрит на Аделаиду. – Вместо того, чтобы извиниться за то, что разнервировала меня, и мне сейчас будет плохо, она думает о своих отношениях с какой-то Ольгой! Тебе эта проститутка – Ольга, или как её там, дороже родной матери! Спасибо! А-а-а! Дожили! Дожили! Она думает о том, что скажет какая-то Ольга! Вот это да! Вот это номер! Аа-а! У нас Ольга – королева! «Её величество»! Будем думать, как её не обидеть! Ты её служанка?! Служанка, я спрашиваю?! Теперь ты будешь выполнять её приказы?! Дожили, моя дочь – прислуга! «Да, Ваше величество! Как прикажете, Ваше величество!», – и мама, приподняв по бокам подол юбки, начинает неуклюже приседать в реверансе. Это выглядит ужасно нелепо и смешно. Если б мама приседала на сцене театра в какой-нибудь второсортной комедии, её бы закидали цветами и оглушили аплодисментами. Но мама приседает дома и собирается звонить Олькиной матери! Да, пожалуй, мама права. Сейчас самое страшное не то, что она будет звонить и по-учительски мягко, но настойчиво указывать Олькиной маме на «пробелы» её воспитания, и даже не то, что чужая прекрасная «Тетрадь» изорвана в клочья. Страшно не то, что они устлали пол белыми хлопьями, прямо как в документальных фильмах, когда по улицам проносятся правительственные кортежи, и с крыш здания сыплются приветственные воззвания, а сейчас надо лихорадочно думать о другом, о сиюминутном. Сейчас надо думать о том, что, как только мама положит трубку, тут же начнётся следующее действо по накатанному сценарию. Этот сценарий мама создала сама, как только Аделаида перешла в четвёртый класс. Мама в качестве карательных воспитательных мероприятий сама лично разработала и отшлифовала до мелочей домашние театрализованные постановки, потому что считала: школьная «кабинетная» система – это когда в отличие от начальной школы по каждому предмету разные педагоги, требует повышенного внимания и тотального контроля родителей, потому что в «Семье и школе» заострялось внимание на том, что «именно» в «этом возрасте формируются основные черты характера будущего строителя коммунизма», «закладываются основные навыки, совершенно необходимые для девочки, как для будущей женщины, порядочной матери семейства». Это же не какие-то там «начальные классы» с Екатериной Семёновной и её лояльным отношением к ученикам! Это уже – «девушки – подростки», так говорила мама.

«Девушке-подростку» Аделаиде, когда всё это начиналось, которая должна «блюсти себя», было уже девять полных лет!

Мама считала, что исключительно чередование методов домашнего терроризма, тотального контроля и шантажа могут привести к желаемой цели! «Я всю жизнь проработала в школе, – говорила она, – свору чужих детей воспитала, а свою никак не могу! Ну, не получается у меня! Ничего-о-о не получается! Подожди! Подожди, я сделаю из тебя шёлковую! Ты у меня по одной половице ходить будешь! Кровью умоешься! Я выбью дурь из твоей башки! Я тебя буду держать в ежовых рукавицах! Я ей: „Аделаидочка! Доченька!“ А она мне в ответ: „Гав! Гав!“ Я ей – „доченька!“ Она мне – „гав-гав!“ Я тебе так гавкну, сволочь такая!». Вот сейчас… сейчас она договорит с Олькиной мамой, положит трубку и повернётся к Аделаиде всем телом. Мама будет бить её кулаками по голове, плевать в лицо тёплой, дурно пахнущей слюной. Отец немного побегает вокруг них, что-то бормоча на турецком. Потом мама накричит на него и уйдёт на кухню. Соседка через стенку тётя Оля давно уехала в деревню. Лидиванна в больнице – у неё болит нога.