Теперь в доме несколько часов, а если затянется, то и дней, нельзя громко разговаривать, смеяться и включать телевизор. Мама вызовет на дом участкового врача Лолу и, взяв «больничный» на неделю, будет лежать в кровати. Аделаида и папа будут ухаживать за ней, приносить еду в постель и переодевать ночнушки.
Ну, и что завтра будет в школе? – Сёмка спокойно улыбается, как если б просто спрашивал, какой салат они будут готовить в субботу на домоводстве. – Одноклассники тебя засмеют, а Олька поссорится! – он говорит ровным, бесстрастным голосом. Теперь Сёма сидит в другом кресле, поставив ноги на табуретку, ничего не делает и просто смотрит в окно. В интонациях Сёмы только любопытство, больше ничего. Да и любопытства, собственно, не много. Он разочарован. Кажется, хотел развлечься, немного пошалить, но результат…
Ему снова скучно…
– Откуда она узнала про тетрадь? – Аделаида готова запустить в него чем-то, как в крысу.
– Какую тетрадь? – Сёма крайне удивлён, но почему-то почти весел.
– Так, может, это ты ей сказал…
– Что сказал?! Что ты на Дне рожденья листала её и говорила, что хотела бы такую же?! Ничего я не говорил…
– Может, ещё раз с Семёном поробовать что-то сделать? Ведь в прошлый раз с этой историей с «Тетрадью» у него в голосе был даже какой-то интерес? Или показалось? Проявление любопытства Сёме совершенно несвойственно. Значит, его тогда зацепило! Это уже чувство! Может, не всё потеряно?!
На самом деле Аделаида так и не нашла, чем его заинтересовать. Пробовала делать с ним уроки. Он делал вид, что чрезмерно интересуется вопросом, и старался увести от темы. Пыталась рассказывать о происходившем за день, нажаловаться, спросить совета. Он всегда вставал на сторону обидчиков и говорил, что Аделаида сама во всём виновата.
Почти как папа со своим извечным:
– Ти винавата! Зачэм туда пашла?!
Она хотела научить его рисовать. Он отказывался мыть кисточку, перемешивал все акварельные краски и все лунки становились одинакового грязно-коричневого цвета. Она показывала ему, как гвоздём можно делать чеканку, или выжигательным аппаратом работать на дереве. Сёма изо всей силы насквозь дырявил куски жести, а однажды, когда Аделаида меняла сгоревшую спираль, воткнул «выжигалку» в сеть. Она обожгла спиралью пальцы. Ей было ужасно больно. Ему было неинтересно. Ему было скучно. Может быть, ему было скучно именно с ней? С толстой некрасивой девочкой, за которую и его дразнили друзья? Он казался совершенно апатичным созданием. Его безразличие по отношению в Аделаиде стало доходить до полнейшего равнодушия. Мама очень гордилась Семёном. Она любила восхищаться в полувопросительной-полуутвердительной форме:
– Какой Семён сдержанный, да?!
Аделаида страшно любила Дни рождения. Особенно Сёмкин, потому что его день рождения летом и отмечали его прямо в садике перед домом, а не в душной квартире. «Что подарить? Что подарить?» – она всегда начинала думать о подарке заранее, чуть ли не за месяц. Вот всегда не знаешь – что подарить? Денег всё равно нет, чтоб что-то купить, и навряд ли они будут, потому что уже четыре года подряд ей на завтрак в школу дают проклятое яблоко и ни копейки денег на буфет. Значит, скопить с завтраков будет невозможно. Деда тоже что-то говорил про подарки. Говорил, что когда любишь, надо дарить… Аделаида покрутила головой, но не вспомнила, что именно деда ей говорил. Ее давно она прочла, что «самый лучший и дорогой подарок тот, который сделан своими руками». В прошлом году Аделаида и решила сделать ему сюрприз «своими руками».