Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

Аделаида садилась «вот тут напротив» неё, и заводился долгий разговор, где мама произносила практически монолог, с полным извращением если не каждого слова, то полного смысла рассказанного. Аделаида всё это переживала ужасно, но каждый раз не могла поверить, что так бывает. Значит, всё опять не так в мире, как ей увиделось?! Она опять, в очередной раз ошиблась?! Мама снова права! Значит, ей самой надо ещё раз подумать и прикинуть что к чему. Они же с мамой должны быть «как падруги»! У мамы железная логика и неопровержимые доказательства. Все Аделаидины измышления разбиваются о гранит её позиций в пух и прах. Но ведь мама их даже не слышит! Мама очень любит учить, давать советы. Но сама никогда не прислушивалась ни к кому. Когда маме кто-то советует, она снисходительно улыбается, как бы давая понять собеседнику: «Ну, хорошо. Говори, говори… Я-то знаю, что ты – совсем дурак, но мне тебя жаль! Говори, говори, я потерплю, потому что хочу помочь!..»

Аделаида безусловно тоже относилась к их числу, тоже иногда лезла к собственной маме со своими советами. С мелкими, глупыми. Она это делала совсем не из желания показать маме, что «не такая уж она и всезнайка!», она и не думала с мамой соревноваться! Совсем наоборот! Она мечтала, чтоб мама порадовалась за неё и похвалила!

На уроке домоводства в школе говорили: оказывается – чтоб быстрее почистить луковицу надо ошпарить её кипятком! Так легко и так просто! Так здорово! И главное – мама очень хочет, чтоб Аделаида была хозяйственной, «домашней» девочкой, чтоб пыль вытирала, помогала по дому…

Она неслась домой как угорелая, как если б у неё в руках уже была эта самая облезлая луковица, которую только что «ошпарили». Она неслась, чтоб «научить маму и очень обрадовать её, как она сама много умеет делать»! Однако лысая луковица с крутым кипятком вызвали в маме сперва недоумение, потом разочарование и в самом конце вообще непонятно что. Мама сказала, что никогда не думала, что из её дочери вырастет «кухарка», тут же приступила к перечислению недостатков Аделаиды, как бы давая понять, что такое убогое созданье, как её дочь, просто не может иметь право на советы, а уж тем более ей. Даже права на житейский опыт иметь не может. «И вообще! – в конце сказала мама. – Ты всегда ищешь лёгкий путь! Ты не хочешь запомнить на всю жизнь: без труда не выловишь рыбку из пруда! Вместо того, чтоб ты подумала, как исправлять „четвёрку“ по истории, приближается конец четверти, ты приходишь и рассказываешь мне о сельхозпроблемах!»

Это было так… один раз… но мама не хотела знать не только про луковицу и про сельское хозяйство. Она с бесшабашным вызовом относилась ко всему, даже к своему здоровью.

Мама принципиально лила масло именно на мокрую сковородку. Капли воды начинали от нагревания пузыриться и быстро-быстро бегать по дну. Почему-то маме нравилось плеснуть в них маслом. Тогда всё это шипело, извергая фонтанчики брызг, заляпывая соседние кастрюли, плиту, чайник, заляпывая всё вокруг. Мама стояла и, не отрываясь, со странным болезненным любопытством смотрела на происходящее в сковородке. Капли бегали, фонтанчики масла вздымались… Внезапно она, отпрянув от плиты, громко вскрикивала и, закрыв лицо руками на ощупь опускалась на табурет. На крик прибегал папа. Он семенил вокруг неё, спрашивал, что случилось, успокаивал как мог. Мама стонала. Потом она медленно, закрыв глаза и опираясь на папину руку, продвигалась к зеркалу. Очень осторожно, словно боясь что-то испортить, мама отнимала ладони от щёк и, склонив голову на бок, внимательно вглядывалась в своё отражение:

– Посмотри, как масло брызнуло! – она придвигала лицо ещё ближе к зеркалу, почти касалась его носом. – Ещё чуть-чуть, и в глаз бы попало, и я бы ослепла! И стала бы твоя мама слепая! Тебе говорю, Аделаида! Ослепла бы твоя мама! Она даже не слышит… Да… И всё, чтоб вам угодить… Хотела повкуснее вам обед приготовить. Спрашивается: кто спасибо скажет? Кто заметит? Никто! Я тут и служанка, и кухарка… Я готовлю – вы жрёте, я готовлю – вы жрёте… – у мамы от умиления и жалости к себе дрожал голос. Она готова была разрыдаться прямо сейчас и перед зеркалом…