– Потому что ты тут же хочешь получить вознаграждение, а я его не даю… Один из моих людей возьмет ваш багаж и «дипломат» за пятнадцать минут до того, как ты спустишься. Если кто-нибудь спросит, куда ты, просто скажешь, что не спится и захотелось еще немного прогуляться. Отелем мы займемся позже.
– Ты действительно считаешь, что Рейнольдс предупредил других нацистов здесь, в Париже?
– Честно говоря, нет, потому что его взвод киллеров исчез – с кем он мог связаться? Из Германии вряд ли кто-нибудь успел сюда добраться, а этот Крёгер – как-никак врач, а не убийца. Я полагаю, он здесь затем, чтобы подтвердить информацию, а не спускать курок, если он вообще знает, как это делается. Рейнольдс действовал один. Его заметили у моего дома, и он хотел как-то это компенсировать. Убив тебя, он бы себя реабилитировал.
– Еще неизвестно, знал ли он, что его заметили, Стэнли.
– Разве? Тогда почему утром он не появился у посольства? Вспомни, хлопчик, двое нацистов скрылись, обманув наружное наблюдение.
– Пожарная лестница и ковер, правильно? – прервал его Дру.
– Соображаешь. Если А равно В, а В равно С, тогда шансы велики, что А равно С. Неплохое правило, им можно руководствоваться.
– Теперь ты говоришь, как Гарри.
– Спасибо за комплимент. Собирайся.
Лэтем быстро сложил вещи в чемодан, что не заняло много времени, так как он его и не распаковывал, лишь достал брюки и блейзер – принятую форму атташе посольства. Теперь оставалось только ждать, в стенах его тюрьмы счет пошел на минуты. И вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку, думая, что это Витковски.
– Да, что там еще?
– Что еще? Это Карин, дорогой.
–
– Я поклялась не говорить тебе.
–
– Нет, Дру, это называется защитой. Полковник сказал, что переводит тебя… Пожалуйста, я не хочу знать куда.
– Это становится смешным.
– Тогда ты недооцениваешь нашего врага. Я просто хочу, чтоб ты был осторожен, очень осторожен.
– Ты слышала, что случилось сегодня вечером?
– О Рейнольдсе? Да, Витковски мне рассказал, потому я и звоню. Не могу до него дозвониться, все время занято. Это значит, он постоянно говорит с посольством. Мне тут в голову пришла одна мысль, я должна ею с кем-то поделиться.
– О чем ты говоришь?
– Алан Рейнольдс часто заходил в отдел документации и справок под тем или иным предлогом. Обычно его интересовали наши карты и информация о транспорте.
– И никому это не показалось странным? – прервал ее Лэтем.
– Да нет. Это же легче, чем звонить в аэропорты или узнавать на вокзале расписание поездов, или – что еще хуже – покупать карты автодорог на французском, где все напечатано мелким шрифтом. Наши же карты на английском, и шрифт у них крупный.
– Но тебе это показалось странным, так?
– Только после того, как полковник рассказал о сегодняшнем инциденте, не раньше, честно говоря. У нас многие в выходные путешествуют по Франции, Швейцарии, Италии и Испании. Особенно те, чье передвижение по Парижу ограниченно. Нет, Дру, тут другое, и это действительно странно.
– Что именно?
– Таких случаев было два. Я возвращалась в транспортный отдел и видела, как Рейнольдс выходит из последнего коридора перед дверью в этот отдел. Я тогда подумала: «У него, наверное, подруга в одном из офисов, и он зашел договориться с ней пообедать или поужинать вместе» – что-то в этом роде.
– А теперь ты думаешь по-другому?
– Да, но я вполне могу ошибаться. Все мы в отделе документации и справок имеем дело с конфиденциальными материалами. Многие из них не заслуживают грифа «секретно», но всем известно, что работающие в том последнем, дальнем от двери, отсеке занимаются сверхсекретной информацией.
– Что-то вроде табели о рангах? – спросил Лэтем. – Секретность возрастает от офиса к офису по коридору?
– Вовсе нет, – ответила Карин. – Просто офисы разные, но когда кто-то работает над сверхсекретным материалом, то переходит в последний отдел. Там компьютеры мощнее и система связи позволяет тут же связаться с любой точкой мира. Я сама там три раза работала с тех пор, как появилась здесь.
– Сколько всего офисов в последнем отделе?
– По шесть с каждой стороны от центрального коридора.
– С какой стороны ты видела Рейнольдса?
– С левой. Я повернула голову налево, точно.
– Оба раза?
– Да.
– Когда это было? День, число помнишь?
– Господи, не знаю. В пределах нескольких недель, месяца два назад.
– Попробуй вспомнить, Карин.
– Если б могла, вспомнила, Дру. В то время я просто не придала этому значения.
– Это важно,
– Почему?
– Потому что чутье тебя не обмануло. Витковски говорит, в посольстве есть еще один Алан Рейнольдс, еще один агент – на высоком посту и глубоко внедрившийся.
– Я возьму календарь и постараюсь выделить недели, потом дни. Напрягусь и попытаюсь вспомнить, над чем работала.
– Тебе бы помогло, если бы ты попала в свой офис в посольстве?
– Нет, лучше не в свой, а в помещение суперкомпьютера, оно где-то в подвалах. Там информация хранится в течение пяти лет, а наши бумаги сразу же уничтожаются.
– Это можно устроить.
– Даже если и можно, я понятия не имею, как на этом компьютере работать.