Патрульные Апокалипсиса

– Плевать мне на нее, у меня тоже жизнь одна! Я не сторонник смертной казни, потому что, помимо прочего, ее применяют несправедливо – когда, скажите мне, в последний раз посадили на электрический стул богатого белого, за которым стоит адвокатская контора с большими гонорарами? Но если говорить об исключении, то я считаю, это Крёгер. Я видел, как он разрывными пулями разворотил на части двух служащих отеля просто потому, что они там оказались! Заметьте: наш великодушный врач сказал, что инъекции не убьют его, а лишь могут убить. А потому у Крёгера больше шансов, чем он дал тем двум клеркам в отеле.

– У тебя вырабатывается довольно хорошая адвокатская манера. Предположим, я пойду на это и Госдепартамент тоже, что ты надеешься выведать у Крёгера?

– Господи, да не знаю я! Может, хоть намек, почему они так одержимы идеей убрать Гарри.

– Да, это действительно загадка.

– Более того, Уэс, это ключ к гораздо большему, чем мы можем предположить.

– Может, и к списку Гарри?

– Возможно. Я читал текст его отчета в Лондоне. Он безусловно считал список подлинным, но допускал дезинформацию со стороны, скорее даже неправильную информацию, это так, но все же допускал.

– Допускал, что люди ошибаются, путают имена – да, но не грязь, – тихо сказал Соренсон. – Да, я читал. И если правильно помню, он разозлился при одном предположении, что его одурачили, настаивая, что это дело зубров из контрразведки дать окончательную оценку материалу.

– Не так определенно, но об этом он и говорил.

– И ты думаешь, Крёгер мог бы восполнить пробелы?

– Скажем так, других источников я не представляю. Крёгер был врачом Гарри, и, как ни странно, – может, потому что Крёгер хорошо к нему отнесся, – он имел какое-то влияние на брата. По крайней мере, ненависти Гарри к нему не испытывал.

– Твой брат был профессионалом и не мог позволить себе проявить ненависть, а уж тем более дать ей власть над собой.

– Понимаю, допускаю, что это лишь смутное ощущение, но мне кажется, Гарри уважал его – может быть, уважение не то слово, но тут явно существовала какая-то привязанность. Объяснить ее не могу – не понимаю.

– Возможно, ты сейчас нашел разгадку. Врач хорошо к нему отнесся, тюремщик оказал внимание заключенному.

– Опять синдром Стокгольма? Бросьте, в этой теории слишком много недостатков, особенно если это касается Гарри.

– Бог свидетель, ты его знал лучше всех… Хорошо, Дру, я отдам приказ и даже Адама Боллинджера в Госдепартаменте не побеспокою. Он уже предоставил нам свободу действий, хотя мотивы у него были совсем другие.

– Мотивы? Не причины?

– Причины для Боллинджера второстепенны. На первом месте мотивы. Будь жив, здоров и очень осторожен.

В изоляторе посольства, а фактически в современной шестикомнатной клинике, оборудованной по последнему слову техники, лежал привязанный к столу Крёгер. В иголку, торчащую из локтевой вены его левой руки, была вставлена прозрачная трубка, в которой смешивалась жидкость из двух пластиковых колб у него над головой. До этой процедуры ему дали транквилизаторы, и теперь это был пассивный пациент, не знавший, что ему уготовано.

– Если он умрет, – сказал врач посольства, не отводя глаз от экрана электрокардиографа, – вам, кретинам, отвечать. Я здесь для того, чтоб спасать жизнь, а не чтобы казнить.

– Расскажите об этом семьям тех, кого он расстрелял, даже не зная, кто они, – ответил Дру.

Стэнли Витковски отвел Лэтема в сторону.

– Дайте знать, когда он войдет в коматозное состояние, – приказал он врачу.

Дру отошел и встал рядом с Карин. Все они завороженно и в то же время с отвращением наблюдали за происходящим.

– Он вступает в фазу наименьшего сопротивления, – сказал врач. – Действуйте, – резко добавил он, – и плевать мне на приказы, через две минуты аппарат я отключаю. Господи, если хоть минутой позже, он умрет!.. Не нужна мне такая работа, ребята. Я смогу за три-четыре года расплатиться с правительством за обучение в медицинской школе, но не сумею стереть это из памяти за все сокровища Казначейства.

– Тогда отойдите в сторону, юноша, и дайте мне заняться делом.

Витковски склонился над Крёгером и, тихо говоря ему на ухо, принялся задавать обычные вопросы о том, кто он и какое положение занимает в неонацистском движении. Ответы были сжатые и монотонные. Затем полковник повысил голос, он звучал все более угрожающе и стал эхом отлетать от стен.

– Теперь мы добрались до сути, герр доктор! Зачем вам надо убить Гарри Лэтема?

Крёгер заворочался на столе, пытаясь разорвать ремни, закашлялся и выплюнул серую мокроту. Врач схватил Витковски за руку, но полковник резко вырвался.

– У вас тридцать секунд, – сказал врач.

– Говори же, Гитлер недоделанный, или сейчас умрешь! Мне на тебя наплевать, сукин сын! Говори или отправишься за своим оберфюрером в ад. Сейчас или никогда! Забвение, герр доктор!

– Все, остановитесь, – сказал врач, опять хватая полковника за руку.

– Пошел ты, говнюк!.. Ты слышал, Крёгер? Мне плевать на твою жизнь! Говори! Зачем тебе нужно убить Гарри Лэтема? Говори!