Слова сами собой приходили на ум от неведомого видения.
– Ничего, что бы могло тебе навредить, Эд, – добавил он.
– Так я тебе и поверил, крыса! – усмехнулся Брайт, качнувшись всем телом назад.
– За нами подглядывают мышки, – сказал Финтан, – они повсюду. Нам стоит разойтись друзьями, хотя бы для виду.
– О чем ты говорил с капитаном? – Эдвард скрестил руки на груди.
– Ты все равно не поверишь мне, – пожал плечами Финтан.
– Выкладывай! – приказал Брайт.
– В сегодняшней молитве перед сном помолись и о том, чтобы мастер Дрейк прислушался к моему совету, – сказал Финтан. – Ведь я просил о твоем назначении.
Есть что-то особенно забавное в могучих существах, когда на них накатывает растерянность. Если маленьким существам, сбитым в стайки, присуща суетливость и метания от природы, то неуверенность крупных зверей поражает своей неправдивостью, что ли. Такие игривые мысли смешили Финтана, хоть он и прятал лукавую насмешку. Эдвард был в исступлении, этот исполинский здоровяк.
– После того, как я… – Брайт кивнул на разбитое лицо Финтана.
– За дело ведь, – просто и добродушно пожал плечами Рыжий Лис.
– Рехнулся, – прошептал себе под нос Эдвард, и на том они разошлись.
И хоть опасность миновала, Финтан еще какое-то время следил за Брайтом. Вернее, не столько за самим плотником, сколько за его окружением. Это был тот самый праздный народ, затягивающий цыганские напевы или простодушные песни подле «Мэриголда» еще в Плимуте. Сейчас они выглядели приунывшими, и звуки песни не так уж и звонко разносились по лагерю. Впрочем, вскоре Рыжий Лис утратил и к ним интерес.
– Ты веришь ему? – настаивал Томас.
Дрейк сидел за столом, уткнув лоб в руки, сложенные в замке. Тяжелый выдох грубым рычанием вырвался из уст, плечи резко опустились. Руки упали на три карты, каждая из которых врала на свой лад.
– Надо, чтобы Михель прощупал дно, – отрезал Френсис. – Лис тот еще проныра.
– А если Михель не объявится? – спросил мастер Даунти.
– Объявится, – упрямо процедил Дрейк.
– Отчего у тебя такая уверенность? – спросил Томас. – Ты не дождался Ландсберга в Плимуте, не дождешься его и здесь. Завтра надо отплывать.
– Я рад, что ты рядом со мной, Томми, – положа руку на сердце, произнес Френсис. – Ты заменяешь мне голос разума, который, по правде сказать, никогда особо сильным-то не был. Но Михеля мы дождемся, драть меня шкертом. Я лишь его тень. Ты же знаешь, Томми, я взялся за это дело, лишь заручившись поддержкой Михеля!
– И где он сейчас? – спросил Томас.
Френсис пожал плечами и отвел взгляд.
– Мы уже дважды платили за стоянку. Фанни, нам надо уходить, и как можно скорее. Если Михель захочет тебя найти, он найдет.
– Заплати еще раз, сколько они требуют, – приказал Френсис. – Мы дождемся Михеля здесь.
– Фанни, я не говорю, что он тебя предал, – осторожно произнес мастер Даунти.
– Еще бы ты такое сказал, – глухо усмехнулся Дрейк.
– Судьба и обстоятельства развели вас порознь, – продолжил Томас. – Ты всегда выбирал людей, на которых можешь положиться, в которых ты уверен. Откуда у тебя такая уверенность в Михеле?
– У меня уверенности в нем больше, чем во мне самом, – твердо произнес Френсис.
– Ты не ответил на вопрос, – заметил Томас.
– Потому что у меня ответа нет, – пожав плечами, ответил Дрейк, не глядя в глаза. – Я не выйду в океан, не поговорив с Михелем. И точка.
– Я прошу, не делай того, что вознамерился, – попросил Томас.
Френсис покосился на своего советника и друга, как будто не понимал, не угадывал по нескольким лживым контурам предупреждения.
– Не назначай его капитаном, – продолжал Даунти. – Я знаю, что это в твоем праве.
– Благодарю за совет, – кивнул Френсис, постукивая пальцем по столу. – А теперь ступай и отдохни. Ты мало спишь, Томас. Мне кажется, ты устаешь.
Даунти оставался невозмутим. Ничего не дрогнуло, по крайней мере, того не было видно на лице. Это было холодное и сухое прощание, как ветер азиатской степи или воздух высоких гор.
Глава 10. Враги и соратники
Самый крепкий и благодатный сон накатывает при двух условиях – честный труд и чистая совесть. Тогда этот тяжеловесный здоровяк наваливается на плечи, валит, куда придется – хоть на голую землю. Есть то упоительное сладкое состояние, когда ничего подкладывать под голову не надо, когда и тело, и душа настолько благодарны за исполненный долг, что попросту не смеют просить ничего. Тогда наступает блаженная тишина, и все смолкает. И птицы, и трескотня насекомых, и волны, с ласковым плеском болтающие с берегом.
Именно таким сном и был объят экипаж шести фрегатов, и именно такой сон не дал увидеть практически никому из них молочный туман. Волшебные облачка светились, прижавшись низко к земле. Нежная заря любовно ласкала это мягкое покрывало. Ночные звезды уже засиделись на чистом небе, и вот, чем больше дневное царственное светило вступало во власть, тем скорее меркли бледные проблески.