Пепел книжных страниц

– Как вы кстати, Алексей Федорович! Буду признательна, если поможете нам оттащить все эти новоприобретения обратно домой, к Илюшечке.

Мальчик и молодой человек уже были лучшими друзьями – Нина была в курсе, что Алеша побывал у штабс-капитана и, как и было ей самой приказано, принес извинения за недостойное поведение своего старшего брата.

Они спускались вниз по Соборной, как раздался дребезжащий голос:

– Ах, сын мой, вот ты где! Да не один! С женой и отпрыском?

Раздался неприятный хохоток, и Нина увидела в перегнавшей их пролетке невысокого, крайне несимпатичного старика с морщинистой испитой физиономией, глубокими, явно нездоровыми, мешками под крошечными глазами-буравчиками, жалкими остатками седых волос на черепе, крючковатым носом, сладострастными губами, за которыми скрывались черные зубы, который, развалившись, взирал на них сверху вниз.

Взирал с неподдельным интересом.

Не требовалось официальных представлений, чтобы понять, кто это был. Ибо был это Федор Павлович Карамазов, местный Казанова, отец трех братьев. И тот, которому спустя всего пару дней предстояло стать жертвой убийства.

Убийства, за которое его сын Митя получит двадцать лет каторги и в котором на страницах романа Ивану признается незаконный сын старика Карамазова, лакей Смердяков, чтобы потом в ночь после исповеди повеситься.

Лицо Алеши побагровело, и он процедил:

– Батюшка, так шутить нельзя. Вы же знаете, что я намерен принять постриг…

Федор Павлович, велев кучеру ехать вровень с теми, кто шествовал подле пролетки, сюсюкающе (отчего-то, как давно отметила Нина, у Достоевского не только часто бухались на колени, плакали, но еще и сюсюкали) заметил:

– Сын мой, у почти всех римских пап вплоть до очень себе даже недавних лет были дети! Ах, о чем это я! Римляне же для вас похуже чертей в аду! Кстати, надо об этом спросить Ивана, он, как судачат, с чертом знается!

И захохотал, а Нина подумала, что убийство такого мерзкого субъекта, который получал небывалое удовольствие от унижения собственных детей, вряд ли можно было расценивать как преступление.

Скорее как подвиг.

И все бы ничего, и пусть старика убивают, если уж на то пошло, но ведь за его смерть ответственность понесет невиновный!

И этого, как знала Нина, она допустить не могла.

– А что, знаться с чертом – исключительно ваша привилегия, Федор Павлович? – спросила Нина и уставилась прямо в глаза старому Карамазову. Что же, поиграем по устоявшейся традиции в «гляделки».

Старик, не выдержав, быстро отвел взор и, причмокнув своими толстыми красными, какими-то вурдалажьими губами, произнес:

– О, вы и есть та Нина Петровна, о которой говорит весь город? Во всяком случае, оба моих старших сына, желавших сделать вас моею невесткою.

Он уставился на Нину, и настал ее черед отвести глаза.

– А ты, сын мой, может, хочешь скинуть свой хитон и взять в жены Нину Петровну? Вот ведь утрешь нос своим старшим братцам!

Илюшечка прижался к Нине, а та вполголоса произнесла:

– Не обращай внимания, это злой человек, однако он сейчас оставит нас в покое…

Старик Карамазов, услышав ее реплику, произнес:

– Да, я человек злой, Нина Петровна, но, в отличие от многих, не скрываю этого. Знаете, сколько у нас тут зла, но ведь все стараются облачить его в наряды благодетели! Фарисеи, да и только! И только я, бедный Федор Петрович Карамазов, говорю – да, я злой, я плохой, но, по крайней мере, я признаю это и не лгу ни окружающим, ни, что важнее, самому себе! А что может быть главнее в жизни, чем говорить себе правду?

Вздохнув, Нина поняла, что имеет дело с казуистом-пустобрехом, пускаться в диспуты с которым не имело ни малейшего смысла.

– Однако ж даже злые и плохие люди совершают время от времени хорошие добрые дела. Чтобы на том свете зачлось! Хотя я умирать не намерен…

– Кто знает, кто знает, – пробормотала Нина, а старик, велев кучеру остановиться, сказал:

– Прошу вас воспользоваться моей пролеткой – я довезу вас туда, куда вам нужно!

Алеша быстро сказал:

– Батюшка, нам не нужна ваша доброта, мы прогуляемся, тем паче погода такая чудесная…

Старик, хмыкнув, прервал своего отпрыска:

– Только не уверяйте, что лучше будете шествовать пешком до нужной вам цели – лгать, как известно, нехорошо! И тебе, будущему монашку, надобно это знать, сын мой. Или ты уже раздумал принять постриг и решил огорошить меня вестью о скорой женитьбе?

Старый Карамазов явно не исходил из того, что его предложение будет принято, поэтому Нина заявила:

– О, вы очень любезны, Федор Павлович! Мы с удовольствием воспользуемся вашей беспримерной добротой! Вы нам поможете?

Старику не оставалось ничего иного, как спуститься, покорно принять книги из рук Нины, передать их кучеру, а потом помочь даме подняться в пролетку. Рядом с ней уселся притихший Илюшечка.

Когда же и Алеша привстал на ступеньку пролетки, старик, легонько толкая его в грудь костлявой морщинистой лапой, со смешком заявил: