Перегной

Так и есть — мажорчики.  Джинсики в обтяжечку, неизменно аккуратно подвернутые под коленку, дабы были видны загорелые ноги. Тапочки—вьетнамки со шнурком меж пальцев, еще один непременный летний атрибут современного мажорящегося мужчины, разом нивелирующий всю мужскую сущность как бойца, защитника, охотника и добытчика.  Ибо как же ты будешь настигать добычу в тапочках? Да эти и не будут — пяточки розовые можно поцарапать. Они даже запинать никого не смогут — пальчики на ножках поломают. А пальчики на ножках для них по—видимому серьезный элемент имиджа. А мне и хорошо — значит, если что, не запинают.

— Слышь, пацаны, — начал я вечную заунывную песнь акына—гопника, — вы извините конечно, что я к вам обращаюсь, но можно я просто поинтересуюсь.

Мальчики—пальчики смотрели на меня настороженно и с интересом. Потом один,  с чередующимися прядями соломенных и русых волос и с неизменными четками на шее,  видимо дерзкий,  спросил — чего надо? Может тебе проспаться лучше пойти.

— Да говно—вопрос братуха, — разухабисто улыбнулся, злорадно отметив про себя, как сморщился на мою фамильярность собеседник, — щяс пойду просплюсь, конечно, только можно вопрос задам. Ты уж извини пожалуйста!

— Ну валяй — милостиво разрешил собеседник.

— Да вопрос — то так, чисто из интереса. А че за музыка у вас такая играет?

— В смысле, — недоуменно переглянувшись с товарищами спросил «Братуха».

— В смысле, че за музыка у вас играет в машине, братан?

— А тебе какое дело?

— Не ну братан, как какое дело? Я подошел, спросил разрешения на вопрос, извинился если чо не так, ты мне позволил обратиться, так ведь? Как — какое дело? У тебя чё братан, поинтересоваться нельзя? — Я воспользовался старым как мир способом докопаться, цепляясь за отвлеченные фразы.

В принципе, если бы на мой вопрос о музыке этот крашенный придурок ответил четко,  дальнейший разговор бы просто не состоялся. А теперь он плотно попал в тиски.

Мальчики—пальчики тоскливо переглянулись между собой,  тоже потихоньку понимая, что быстро отстать от меня не получиться и начинается канитель.

— Ну R’n’B, а что?! — уже с вызовом спросил мелированый.

— Да не, ничо, аренби, так аренби, я же просто спросил. Я просто сижу себе под деревом, отдыхаю в теньке, пивка вон взял хорошего,  полторашечку, чисто расслабиться, смотрю у пацанов в машине — умц—умц—умц играет. Ну думаю — подойду, спрошу че за музыка звучит…

— Ну тебе же сказали. Можешь не париться.

— Могу не париться? Типа все нормально?

— Да, все нормально. Всё фигня. Еще вопросы есть?

— Есть.

— Ну давай, валяй быстрей!

— Слышь, друг, а можешь другую музычку какую—нибудь включить, не аренби эту.

Ребятки начинали закипать. Крашеный переглянулся с приятелем. Тот сложил руки на груди и начал:

— Можеть тебе еще коктейль принести? Мохито? Ты видимо попутал чёто, дядя? Давай, чеши отсюда.

Я не обратил на него никакого внимания и продолжил с Крашеным:

— Слышь, братан, а чё это за тебя твой кореш так дерзко разговаривает? Я вроде как с тобой беседую, чё он встревает?

— Короче, дядя, — ответствовал мне крашеный, — мой друг имеет здесь такой же голос как и я, чего тебе надо? Тебе не ясно сказали?

— Я чёто не пойму вас ребята — я подошел, спросил разрешения поинтересоваться, вы ответили, я извинился, попросил другую музыку поставить, а вы мне чо? Вы меня посылаете? Вы чё ребята!

— Вы типа сказали, что музыка у вас — фигня,  и чтобы я не парился — так? А потом меня послали. Это че, типа получается, вы доебаться до меня решили. Посмеялись, как над лошком сельским? Вы  чё, хотите сказать, что я лох и меня  послать можно?

— Слышь, мужик, тебе чего надо от нас, — спросил приятель Крашенного.

— Вот нифига себе стоялочка! — я развел руками, сделав при этом шаг вперед, — Сначала  посылают, потом говорят: «Чего докопался». — Это кто до кого докопался—то.  Вы меня посылаете, то есть практически хотите, я извиняюсь, за слово «практически» выебать,  и не при делах? Может вы реально пидоры, а?

Я распалялся все больше и больше и уже не чувствовал, а точно знал, что драки не избежать.

Это сладкое чувство опасности грело меня изнутри, щекотало ноздри, ходило во мне ходуном, не находило внутри меня никакой зацепки, разматывало клубок нервов и рвалось, рвалось из меня прочь. «Сейчас, сейчас», — убеждал меня кто—то внутри, — «Сейчас эти уроды за все ответят. Из—за таких как они ты теперь изгой, человек без адреса, без семьи, друзей, цеха и поддержки. Беглец и пария. Это из—за вот этих вот крашеных долбоебов у тебя все в жизни наперекосяк. Тебя сегодня уже один раз послала нахуй баба, а теперь тебя послали нахуй вторично, причем, что обиднее всего, послала  мажорящаяся шпана».

— Да кто тебя  послал,  — заламывая руки, возопил Крашенный, — кто?

— Да ты  и послал — рявкнул я и бросился на эту слюнявую, ненавистную мажорящуюся харю.