Перекрестки

Это может понять только тот, кто сталкивался с подобным. Даже один бой – уже тяжело, особенно если противник…

Собака, лев, берсерк…

Кому-то и одного льва хватило бы. Да и собака не самый легкий противник, особенно такая, бойцовская.

Так что к Кемаль-бею никто с расспросами не лез – себе дороже. А вот куда делся Ангел?

Вроде как последний бой он выстоял, он победил, а потом… потом Кемаль-бей приказал его убить.

И Ангел убил два десятка его людей, а потом сам ушел с арены. На своих ногах.

Ваффа гудела.

Ваффа шумела.

Ангел прочно стал героем Ваффы и, если бы захотел, смог претендовать на звание почетного гражданина… ладно, такого здесь не было, но что-то близкое по смыслу – вполне. Гладиаторов ценили, любили, изображали на вазах и даже на стенах домов… а уж таких гладиаторов!

Но Ангел не находился, и Динч нервничала.

Допустим, с ним что-то случилось… его ранили, он где-то отлеживается, он умирает, он мечется в горячке… а она даже помочь никак не сможет!

Вообще никак!

Вот ведь где ужас!

Почему ужас, почему ее трогает судьба гладиатора, почему она переживает? Динч не хотела себе отвечать и на половину этих вопросов.

Ни к чему.

Если признаваться самой себе, она прекрасно могла и уехать одна, и договориться с кем-то… выкупиться у Бемы-фрайи… или не выкупиться, а просто сбежать.

Динч и это могла.

Она была некрасива, но ума ее это не лишало, даже наоборот. Она много чего видела, слышала, запоминала, она преотлично могла справиться и без Лоренцо.

Да, ей пришлось бы сложнее.

Да, она бы дольше возилась. Но – могла.

А почему она решилась заговорить с Ангелом, то есть с даном Феретти? Да потому, что мужчина показался ей умным, серьезным, потому что… Динч не хотела признаваться даже самой себе, но она ведь женщина!

Она самая обыкновенная женщина, и ничто женское ей не чуждо!

Пусть слуги-мужчины смеются за ее спиной, называя ее страшилкой и «стерлядью», пусть на нее никто не обращает внимания – зачем, если есть множество хорошеньких, молоденьких, кокетливых, – пусть служанки хихикают в кулачок, называя ее «наша рыбина» и намекая на ее холодную кровь.

Пусть!

Динч, то есть ньора Дженнара Маньяни, и так все отлично знала! И в себе не сомневалась! Она достойна лучшего! Спутаться с грязным стражником или другим рабом? Признать, что она такая же, как и все?!

Да вы что – издеваетесь?! Это она-то?!

Она?!

Никогда она себя так не уронит! И с надеждой на свободу тоже прощаться не будет. Вот эти дурехи с кухни… ну что с них взять? Сегодня глазки строят, завтра с мужиками обжимаются, послезавтра с пузом. И все. Прощай, свобода. Куда ж ты побежишь-то, дуреха, с ребенком, да еще если у того отец есть…

Тоже, кстати, свои сложности.

Если рабыня рожает ребенка от свободного человека, тот его может признать и забрать, выплатив определенную, хотя и небольшую сумму хозяйке. Может и рабыню выкупить. Только вот случалось такое раза два за все время, пока Динч жила в Ваффе.

Два. Раза.

А рожали-то бабы намного чаще…

Потом же… потом эти дети тоже становились рабами. Их можно было продать, отдать, подарить, можно вообще взять и выкинуть в мусорную кучу, если хозяйке приспичит! Ладно, Бема-фрайя так не делала, но это же не из-за доброты! Просто раб – ценное имущество, и если оно размножается самостоятельно… это хорошо! Пусть плодятся! Ей прибыток будет.

Заботиться о детях рабов тоже особенно не заботились.

А зачем?

Выживут? Хорошо! Нет? Ну и так тоже неплохо, подумаешь, проблема…

И что, вот такое – для себя? Для своего ребенка?

Перебьетесь! Всей Ваффой!

Так что Динч заговорила с Ангелом не просто так. Ей хотелось и отплатить Беме-фрайе, уведя у нее любовника, и доказать всем, что она чего-то да стоит… пусть даже никто в доме об этом не узнает – не важно!

Для триумфа не надо орать о нем на площади. Вот совершенно ни к чему! Достаточно того, что она будет обо всем знать. А другим?

А зачем это кому-то еще?

Успех, равно как и счастье, любит тишину. Кричи о себе меньше – будешь целее. Это Динч отлично знала еще от отца. Молчи, дурак, умнее будешь. Молчи, умный, не промахнешься…

Ну и, конечно, были прочие соображения. Арайя – мужское государство. При необходимости Динч могла загримироваться под мужчину, хотя и молодого, но зачем? Проще изображать семейную пару. Так, для виду… а там – кто знает?

Да, и такие планы у нее тоже были. Динч планировала наперед.

Она возвращается домой. А дальше – что?!

Вот куда она пойдет после рабства, кому она будет нужна? Она-то знает ответ. В монастырь.

В лучшем случае. Если семья ей приданое для монастыря даст. А если нет… на панель и в канаву. Ладно, не все так страшно, ремесло у нее в руках есть, прокормится, но зачем же такие трудности себе создавать? Лучше она попробует нечто другое…

Определенный опыт у Динч есть, а мальчик юный, практически неопытный, судя по рассказам Бемы-фрайи… ну и почему не приехать в Эрвлин уже эданной Феретти? Почему нет?

И все это может рассыпаться, словно карточный домик в руках неумелого шулера. Просто потому, что кто-то… кого-то, чего-то…

Просто потому, что с ее ставкой случилось – что?!