Перекрестки сумерек

Внутри оказалось больше людей, чем он ожидал увидеть. Сеталль сидела на кровати, снова со своей вышивкой на коленях, а Селусия стояла в дальнем углу, хмурясь из-под своего головного платка, но на другой кровати сидел Ноэл, очевидно глубоко о чемто задумавшийся, а Туон скрестив ноги сидела на полу, погруженная в игру в «змей и лисиц» с Олвером.

Мальчик повернулся к вошедшим с широкой ухмылкой, которая почти надвое рассекала его лицо каждый раз, когда входил Мэт.

— Ноэл рассказывал нам о Ко'дансин, Мэт, — воскликнул он. — Это другое название Шары. А ты знал, что Айяд татуируют себе лица? Так в Шаре называют женщин, которые умеют направлять.

— Нет, не знал, — произнес Мэт, хмуро глядя на Ноэла. И так плохо, что Ванин и «краснорукие» учат мальчика дурному, не говоря уже о том, что он перенимал от Джуилина и Тома; не хватало только, чтобы еще Ноэл забивал ему голову всякими баснями.

Внезапно Ноэл хлопнул себя по ляжке и выпрямился.

— Ага, вспомнил! — произнес он. И старый глупец затянул речитативом:

Судьба, как солнце в небе, высока,Лисицы той, что воронов гоняет.

Удача в сердце, молния в глазах:Он луны с небосвода похищает.

Старик с перебитым носом обвел глазами собравшихся, словно только сейчас осознал, что он здесь не один.

— Я давно пытался вспомнить этот стих. Это из «Пророчеств о Драконе».

— Очень интересно, Ноэл, — пробормотал Мэт. Водовороты красок снова бурлили в его голове, точно так же как утром, когда паниковали Айз Седай. На этот раз они угасли, так и не сложившись в картину, но его обдало таким холодом, словно провел ночь голым под кустом. Последней вещью на земле, которой он желал, — чтобы кто-нибудь начал связывать его с Пророчествами. — Может быть, когда-нибудь ты прочтешь нам их целиком. Только не сегодня, ладно?

Туон взглянула на него сквозь ресницы — кукла черного фарфора в платье, которое для нее слишком велико. Свет, какие же длинные у нее ресницы! Она не обратила внимания на Эгинин, так, словно той вообще не существовало на свете, и, говоря по правде, Эгинин делала все от нее зависящее, чтобы притвориться частью вделанного в стенку шкафа. Вот и надейся отвлечь внимание.

— Игрушка не хотел быть грубым, — промурлыкала Туон со своим тягучим как мед выговором. — Его просто никогда не учили манерам. Но уже поздно, мастер Чарин, Олверу пора спать. Может быть, вы проводите его в палатку? Сыграем как-нибудь в другой раз, Олвер. Хочешь, я научу тебя играть в камни?

Олвер, разумеется, хотел. Он всем телом показывал, как ему этого хочется. Парнишке нравилось все, что давало ему шанс улыбнуться женщине, не говоря уже о возможности говорить такие вещи, за которые его следовало бы драть за уши, пока они не станут в два раза больше обычного. Если Мэту только удастся выяснить, кто из его «дядюшек» учит его этому… Но сейчас мальчик собрал фишки и тщательно завернул их в разлинованную ткань, не дожидаясь второго напоминания. Он даже вполне пристойно шаркнул ногой, благодаря Верховную Леди, перед тем как выйти вслед за Ноэлом из фургона. Мэт с одобрением кивнул. Это он научил мальчика шаркать ножкой, но тот, когда имел дело с хорошенькой женщиной, обычно добавлял к этому плотоядный взгляд. Если только удастся выяснить, кто…

— У тебя есть причина прерывать мои занятия, Игрушка? — холодно спросила Туон. — Сейчас поздно, и я собиралась ложиться спать.

Мэт расшаркался перед ней и одарил лучшей из своих улыбок. Он умел соблюдать вежливость, даже если она не соблюдала ее.

— Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. В этих фургонах очень неудобно путешествовать. И я знаю, тебе не нравится та одежда, которую мне удалось для тебя достать. Я подумал, может, это тебя немного порадует. — Выудив из кармана замшевый мешочек, он вручил ей его с глубоким поклоном. Женщины всегда любят, когда им лишний раз поклонишься.

Селусия напряглась, ее голубые глаза сузились, но Туон махнула своим тонким пальчиком, и грудастая горничная отступила. Ненамного. Мэту нравились непослушные женщины, вообще говоря, но если она испортит ему дело, он надерет ей задницу. Ему стоило некоторого усилия удерживать на лице улыбку, и он даже умудрился расширить ее на одно деление.

Туон несколько раз повернула в руках мешочек, прежде чем развязать шнурки и высыпать его содержимое себе в подол — это была тяжелая шейная цепочка из золота и резного янтаря. Очень дорогая вещица, к тому же шончанской работы. Он очень гордился, что ему удалось разыскать ее. Она принадлежала одной из акробаток, которой в свою очередь досталась от шончанского офицера, чье внимание она привлекла, но теперь, когда офицер остался позади, она была не прочь продать украшение. Оно, видите ли, не шло к ее коже, что бы это ни значило. Он улыбался и ждал. Драгоценности всегда смягчают сердце женщины.