Мой милый, как несправедливы — твои упреки моей забывчивости и лени! Из писем твоих вижу я, душа моя, что мои до тебя не доходят. Не знаю, кого винить, не смею никого винить; но я писал к тебе несколько раз (или, чтоб не солгать) два раза — стихами и прозою, как бывало в старину. Ты пишешь, что ты постарел, мой вечно юный; желал бы посмотреть на твою лысину и морщины; вероятно и ты не узнал бы меня: я оброс бакенбардами, остригся под гребешок — остепенился, обрюзг — но это еще ничего — я сговорен, душа моя, сговорен и женюсь! и непременно дам тебе знать, что такое женатая жизнь. Пиши мне, мой милый, о тех местах, где ты скучаешь, но которые сделались уже милы моему воображению — о берегах Быка, о Кишеневе, о красавицах вероятно состаревшихся — о Еврейке, которую так долго и так упорно таил ты от меня, своего черного друга — о Пулхерии, о Стамо, о Худобашеве, об Инзове, об Липранди, словом обо всех близких моему воспоминанию, женщин[ах] и мужчин[ах] [472]
живых и мертвых. Пребывание мое в Бессарабии доселе не оставило никаких следов ни поэтических, ни прозаических. Дай срок — надеюсь, что когда-нибудь ты увидишь, что ничто мною не забыто. Прости, радость моя. Пиши же мне.26 дек.
[С. Д. Киселев: ][473]
Писать мне в одном письме с Пушкиным конечно есть преступление, но за то ты легко можешь разделить его на два листка. — Немало мне стоило труда заставить его писать, и то мне кажется он забыл, что пишет в Бухарест, а не в Кишенев! —
Холера у нас продолжается, но уже гораздо слабея. К брату посылаю дневную ведомость, из коей можешь видеть общий итог в числе умерших двое Офросимовых, а протчие ни для тебя ни для меня не интересны. —
Пушкин женится на Ганчеровой; между нами сказать, на бездушной красавице, и мне сдается, что он бы с удовольствием заключил отступной трактат!..
Пиши мне, любезный Алексеев, сколько можно [про[страннее][?]] чаще и больше, ты тем премного обяжешь.
Сей час еду богу молиться и взял с собою последнюю сотню. Узнай пожалуйста, где живет мой татарин и, коли можешь, достань с своей стороны тысячи две.
К тебе собираюсь. Но по службе должен провести сегодняшний и завтрашний день в Москве у невесты. Сев.[ерных] Цв.[етов] еще не получил. Борис Г.[одунов] здесь, но у меня его еще нет. Поклон мой всем вам.
ПЕРЕПИСКА 1831
Милостивый государь Николай Алексеевич,
Искренно благодарю Вас за присылку Телеграфа, приятное для меня доказательство, что наше литературное разногласие не [изме[нило]] совсем расстроило наши прежние сношения. Жалею, что еще не могу доставить Вам Б.[ориса] Годунова, который уже вышел, но мною не получен.
С истинным почтением честь имею быть милостивый государь Ваш покорнейший слуга Александр Пушкин.
Милостивый государь Александр Сергеевич.
Верьте, верьте, что глубокое почтение мое к Вам никогда не изменялось и не изменится. В самой литтературной неприязни, Ваше имя, вы, всегда были для меня предметом искреннего уважения, потому что Вы у нас
С совершенною преданностию, есмь и буду Ваш, милостивого государя покорнейший слуга Николай Полевой.
Милости просим, приезжай, да прошу привезти с собою Полиньяковское шампанское. Пришли Бориса. — Вот стихи, которые прошу прочесть и отдать Максимовичу. Пришлю ему и прозы малую-толику. Узнай, будет ли у него в альманахе что Полевого? Если нет, то дам ему статейку на него. —
С новым годом не поздравляю:
Который Киреевский в Москве? Наш ли? Привези его с собою, если он.
До свидания. Воля твоя, Мартиньяк и я правы, а ты и Камера депутатов не правы.
Voici, mon ami, celui de mes ouvrages [475]
que j'aime le mieux. Vous le lirez, puisqu'il est de moi — et vous m'en direz votre avis. En attendant, je vous embrasse et vous souhaite une bonne année.2 янв. [477]
1831.