Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

NB Что я напутал! Нет, конечно: я послал Dr. Trüb’y чек в заказном п<ись>ме, — сейчас разыскал квитанцию: Paris, 100. (№ du burсau de poste) 18-30 26 IX, 1935, rue Claude-Terrasse.

Квит<анция> y меня сохраняется, a также при мне и Ваши остальные деньги: 534 fr. 47 cm. за вычетом — 80 fr. на «пустяки» — что-то будет? — останется для пересылки — кому прикажете — 454 fr. 47 cm. Сколько бы Вы еще добыли, если бы не забывали мно-гих читателей! От десятков читат<елей> слыхал: Ваши оды Руси (апр<ель>-май) вдохновляли, воспламеняли истинных, и вызвали шип и испуг (!) у гадов.

— Почему Вы не захотели писать о Святой Руси?! о нашем интеллиг<ентском> неверии, об издевательствах и дешевом атеизме?!! Ну, Сазановичи за Вас пописывают — и те все же что-то делают. А главное —

не страшатся — и это о-чень ценится. «Звездиане» — стало «словечком».

257

И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <2.ХI.1935>

Дорогой Иван Сергеевич!

Величайшее Вам спасибо за одолжение и услугу. Тр<юб> получил тогда же беспрепятственно; он друг верный и крепкий. Буду Вам бесконечно благодарен, если перешлете ему туда же и остаток минус 80. Почтовые расходы, ради Бога, покройте из минус 80. А прочее пур бонёр. [167]

Написал Вам только что длинное, грустное, горькое, гневное письмо, но порвал его, чтобы не расстраивать Вас. Уж очень мало предметно противопоставление храброго Сазановича «главное не страшащегося, что очень ценится» и «все же что-то делающего» — явно страшащемуся, «манкирующему» и по-видимому ничего не делающему мне. Что на это можно возразить? Что ответить? О, многое! Но только все будет горькое и гневное.

Одно только примечание. Я вот уже несколько месяцев делаю большие усилия воли, чтобы не допустить себя до горячего поступка. Отношение Вырождения [168] — и конторы, и редакции — ко мне до такой степени неприлично, что я только вследствие волевой выдержки не послал еще им уведомления о полном разрыве. Мне не страшно умолкнуть в газетном смысле. Пути эмиграции меня интересуют все меньше. К литературному аскезу я привык от молодых ногтей. Мое служение России решительно возможно помимо фельетонов в Вырождении. Газета же сия идет неуклонно вниз. Об этом сейчас трудно найти два мнения; так же как нет двух мнений о Сазановиче, Али Бабе и Тимашеве, главных «идеологах» этой группы-труппы.

Немало огорчился я и на то, что Вы сообщили им о моих эскизах; это было решительно не для них; а Вам я написал об этом доверительно и лично.

О себе писать не хочется. Что было — то было; что есть — то есть. Пусть цветут Сазановичи и пускают свои «словечки»…

Душевно Вас обнимаю и еще раз благодарю.

Ваш Робкий Грузин («бежали робкие грузины»).

К середине ноября буду наверное в прежнем городе на старой квартире.

1935. XI. 2.

Рига.

258

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <2.ХI.1935>

2. XI. 35.

Булонь на С<ене>

Дорогой друг Иван Александрович,