Еще мне нац<иональный> орг<ан> поднес
! Одному доброму другу пришло в голову дать в другую газету статейку по поводу моего 40-летия: потом объяснил — стыдно, де, франц<узский> журнал напечатал 2 ст. — «Ле Монд Слав», в июл<ьской> кн<ижке>, вышедшей в сентябре, — а в рус<ских> о Ш<мелеве> ни звука. Та напечатала на днях, в четв<ерг> 28 нояб<ря> «Папаша» милостиво разрешил — М-в. [172] И — ни одной буквы не выхерил, хотя были фразы — не в тонах и взглядах газеты. И вот, этим самым мне же и устроили «свинью»: газета, где я работаю, — ни слова. Получился и перед читат<елями> конфуз. «Враги» — так, а мы те ни словечка! Скушал, невольно. И «все» дивятся и все — в кулачок — хихикают. «Братья-то! Так ему и надоть, не пиши 40 лет!» И при всем том — из последних сил тяну... а «Путям» конца не видать. Все «углубляется», во мне, но наружу «глубина» пока не кажется. Покажется ли? Я почему-то в «трагедию» заглянул и читаю «Софокла», тома Зелинского. Нужно для каких-то ассоц<иаций>-антитез. Там — Рок, а тут — Про-мысел! Там — ги-бель, а тут — искушение и — спасение им, страданием. И — не дилемма, а три-лемма. Надо уловить борьбу, надо постичь и проявить — не «виявить»! — показать, как темные силы тянут Дар<иньку> и она — как бы в трагическом споре с собой и чувствами... Всего не скажешь. Боюсь, не успею кончить. Только 1-ю часть могу закончить через 3–4 главы, до переезда в Мценск, откуда пойдет «новое», полное томлений и трепета, и «упований». Д<олжно> б<ыть>, несоразмерно получится... но так меня Москва увлекла 70-х годов. А там, м<ожет> б<ыть> — Божья природа и тихость обителей... увлечет? Дарин<ька> для меня теперь — все. Но мно-го прид<ется> возиться с инженером... кот<орый> теперь пока «гуляет», и — падает. Увидим. Сегод<ня> получил от некоего Эдвина Эриха Двингера — ? — ни доктор, ни проф. — главные труды которого якобы переведены на 12 яз<ыков>, б<ольшое> п<ись>мо с трактатом о страшной угрозе б<ольшевиз>ма и предложение дать в сборник что-нибудь. Знаете Вы его? кто-то дал ему мой адр<ес>. Я не могу сейчас ни-чего, я весь в ром<ане>, я что мог — все дал. Душа испепелилась, и чтобы собрать ее — я стал строить «келью» и вот — спасаюсь в тишине благолепной — «Лета Госп<одня>» и «Богомолья»… и — «Путей». Ну, что я могу дать... «очерк», — пишет — «афоризм», статью,... — да ничего я не могу! Кто он? И почему он мне целый трактат прислал на 6 б<ольших> стр. машинкой — по-немецки, перевели уж мне, — когда я — а он должен бы это знать! — сверх-все в этой язве и чуме знаю-перезнаю! И никогда не слыхал такого имени... а — на 12 язык! Впрочем, я многого не знаю об ученых, политиках... — кто он?! 12 яз<ыков> — это уже знаменитость. !Будет горько мне, если Вы отворотитесь от газеты. Клянусь, Вы меня подтолкнули — не чуя, — и вдруг я — сирота?! Знаете, лучше давайте «вместе», в оно время. Но для меня уход равносилен — бременам неудобоносимым. О<льга> А<лександровна> совсем захиреет. А ведь нам уже — о-го-го! — мне 63-й, а ей — 61-й. И все — чего-то ждем... и все — в душах наших — трясение боли. А телеса... — просятся на задворки.
Куда бы уехать?! Мне то-шно, невыносимо... я не могу... насмотрелся, наглотался, «изшел» не ис, а из!! «Дайте мне атмосферы!» Да тут еще — вот-вот — начнется чехарда, — грозится... Проедаю последние крохи аванса за «Няню». Да, Гук<асов> взялся ее издать — в 600 экз. И мне — ноль, — да только 10 экз. авторских. Впервые в жизни. И я — закрыл лицо плащом. Это — ко-нец. Книг не покупают, да... но все же... ведь возьмет же барыш, хоть бы поделился, с нищим-то! Нет. Иначе сами
издавайте. Подписал себе приговор. Горько. Итоги 40 лет... в см<ысле> «закромов». Очевидно — так надо, по «плану». Принимаю. Не оставь, Господи, помоги «кончить» начатое — в том же счете и невеселую жизнишку. Да, надежда есть, — есть у меня — имейте в виду, про Вас помню, а потому и пишу, купил я себе — а Вы по формуле: «я каждый день чувствую себя во вс<ех> отношениях все лучше и лучше», — приговаривайте: пошли ему, Господи, сироте казанскому-калужскому, — выиграть миллион! Тогда я поделюсь с Вами пополам, Вам с десятой отчислю половину за ноль восемьсот шесть тыщ шестьсот пятьдесят, — нарочно пишу буквами, чтобы хоть тут, на этот раз, произошло для меня «обновление». Вот тогда, имея полсотни тыщ, на себя, о ста пятидесяти — не помышляю, — я отдохну, — уйду, куда глаза не глядят.