Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Г-н Толен не получил разрешения, подал еще раз. Ждет. Говорил, что надежды почти нет. Мне это горько, т. к. у него лежит моя посылка вот уже 3 недели, если не дольше. Масло верно испортилось. Что с ним сделать? Обидно, что больше не смогу достать такого, т. к. оно из оборота пропало. Не выдают больше масло, но маргарин и сало. Там всего понемножку было, и яичко на Пасху мной разрисованное. Понравилось всем, кто видел: Кремль ночью, хоть и не шмелевский Василий Васильевич устраивал иллюминацию⁶⁶³, а моя скромная фантазия, но вышло ничего себе, кажется.

Фася пристала, нет ли у меня рисунков… Нет, конечно. Начала давно картинку для Сережиной квартиры (его теперь уплотнят, кстати), но не могу кончить. Нет сил. Деревня русская зимой, в инее. Карандашом. М. б. я устала от малокровия. После ноябрьского кровотечения я не могу поправиться. Тогда я массу потеряла крови: за дня 3–4 около литра видно, а м. б. и больше. Трудно сказать. Принимаю я что-то, но все это ерунда. Ах, да: «что делать с шоколадными конфетами?» — Скушать на месте!! Очевидно, что их послать не

придется, да и жаль их для меня — ведь все равно, что бисер перед свиньей⁶⁶⁴. Надо скушать его на месте, тем более, если будут гости. Мне не стоит (* Это не значит, что я не ценю дара. _Д_а_р_а, но просто потому, что ничего сейчас должно не могу принять. Вот и весны не вижу, да и не хочу ее ненавистную видеть.) его посылать, а барышне в 20 с небольшим, куда как будет лестно. Что-то еще хотела сказать? Все забываю. Не знаю, что стало с моей головой… решето… Ах, да, мне очень хочется иметь адрес Вигена Нарсесяна. Давно ведь собираюсь спросить. Это редкий человек. Ах, и еще: почему же батюшка, мой духовник — «поп-плут»? Мне это все-таки больно слышать. Нет, он не

плут. Но все это только пререкания. Кто какой есть, такой и есть, ну, не плут если, так от слов плутом не станет. Мне он никак особенно не приболел. Ах, как трудна, как непосильна жизнь! И все нет сил на то, что бы надо: вот перед носом у меня чахнет ребенок один, ему доктор лежать велел, от истощения стал тенью. Хотела бы его взять к себе, отогреть и откормить (дрянные у него родители, чтобы ребенку попало, надо ему в рот положить, а то мимо него пройдет), а вот сил нет. Да и трудно: он от слабости мочит матрасы. Ограничилось все мое рвение только посылкой ежедневной кое-чего ему. А попадет ли ему? Их 8 человек детей, да такие еще папаша с мамашей. У отца на каждом углу по девке. И нахалы. Но чем детки виноваты? И сколько же неправды. И еще есть детуля: моя бывшая соседка из Бюнника: бросил их отец, мать-то ее иностранка, чужая тут, молоденькая, 22 года. А девчурка коклюш схватила и вся в ниточку вытянулась. Еды-то мало. Звала их к себе. А как справлюсь? Не хочу на маму наваливать. И эта тоска, тоска… Ночью-то времени для дум много, для этих бездумных дум. Дум сердца. И потому таких жгучих, что в них нет слов, и не выразить их. Не буду больше. Это преступление так заражать другого. Прошу на коленях прощения, хочу с собой сладить, но ничего не могу поделать для того, чтобы писать притворно. Лучше тогда пока совсем обожду. Я пытаюсь молиться. И постоянно думаю. Крещу, обнимаю. Оля

278

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

6. IV.43

Милый мой Ванюша, Ванюрочка, дорогулечка…

Завтра Благовещение… Это такой особенный день… Я тебе когда-то писала… Мне хочется улыбнуться тебе навстречу.

Ты не брани меня, не сулись «серчать», а прости Христа ради, т. к. я хочу завтра (если здорова буду) причаститься.