Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

П.: Нет, с чего бы вдруг я стал бы это отрицать? Ну и что? Самое замечательное в позиции заключается в том, вы можете ее занять и модифицировать! Почему я должен за нее держаться? У астрономов — поскольку они находятся на земле — ограниченная перспектива. Возьмите, к примеру, Гринвич, обсерваторию вниз по реке отсюда. Вы там когда-нибудь были? Красивое место. И все-таки они немало преуспели в изменении этой перспективы с помощью инструментов, телескопов, спутников. Теперь они в состоянии начертить карту распределения галактик по всей Вселенной. Неплохо, не правда ли? Покажите мне позицию — и я покажу вам две дюжины способов из нее выйти. Послушайте: можете спокойно забыть эту оппозицию между «положением» и «взглядом ниоткуда». А заодно разницу между «интерпретативным» и «объективистским». Бросьте герменевтику и возвращайтесь к объекту, или, точнее, к вещи.

С.: Но ведь я всегда ограничен своей локальной точкой зрения, своей перспективой, собственной субъективностью.

П.: Ну конечно, ограничены! Но что заставляет вас думать, что «иметь точку зрения» — значит «быть ограниченным» или, особенно, «субъективным»? Когда вы, путешествуя за границей, следуете знакам «Бельведер 1,5 км», «Панорама», «Прекрасный вид» и в конце концов добираетесь до захватывающего дух места,—разве это доказывает вашу «субъективную ограниченность»? Это сама вещь, долина, горы, дороги предлагают вам этот взгляд, эту возможность, эту точку зрения. Лучшее доказательство состоит в том, что двумя метрами ниже вы уже ничего не увидите из-за деревьев, а двумя метрами выше — тоже ничего, из-за множества припаркованных машин. Но при этом у вас одна и та же ограниченная «субъективность» и вы возите с собой все ту же «позицию»! Если вы и можете смотреть на статую с разных точек зрения, то лишь потому, что у самой статуи три измерения, и она позволяет вам, да, позволяет вам обойти ее вокруг. Если что-то дает возможность смотреть на себя с разных точек зрения, то лишь потому, что это «что-то» — в высшей степени комплексное, замысловато сложенное, хорошо организованное и красивое, да, объективно красивое. С.: Но ведь объективно красивого не бывает — красота и должна быть субъективной... относительной... на вкус и цвет... Я опять в растерянности. Почему же тогда мы в этой школе тратим столько времени на борьбу с объективизмом? То, что вы говорите, не может быть верным.

П.: Потому что вещи, которые люди называют «объективными», большую часть времени — просто клише для обозначения неоспоримых фактов. У нас нет хорошего описания чего бы то ни было: что такое компьютер, программное обеспечение, формальная система, теорема, компания, рынок. Мы не знаем почти ничего и о том, что представляет собой вещь, которую вы изучаете,—организация. Как же мы можем отделить ее от человеческих эмоций? Так вот, есть два способа критиковать объективность: один из них состоит в уходе от объекта к субъективной человеческой точке зрения. Но есть и другое направление — то, о котором я говорю: назад к объекту. Позитивисты не владеют объективностью. Описанный Аланом Тьюрингом компьютер гораздо богаче и интереснее тех, что описаны в журнале «Wired»[212]

, не правда ли? Как мы видели вчера на занятии, описание мыловаренной фабрики в романе Ричарда Пауэрса «Прибыль» намного живее, чем то, что вы читаете в гарвардских исследованиях. Это и называется «вернуться назад к эмпиризму».

С.: И все-таки моя точка зрения меня ограничивает.

П.: Конечно, ограничивает, но — снова — и что с того? Не надо верить всей этой болтовне об «ограниченности» точкой зрения. Все науки изобретали свои способы перемещения от одной точки зрения к другой, из одной системы координат в другую,— ради Бога: это и называется релятивностью.

С.: А-а! Так вы признаете себя релятивистом!

П.: Ну конечно же, кем еще я могу быть? Если я хочу быть ученым и достигнуть объективности, я должен быть в состоянии переходить из одной системы координат в другую, с одной позиции на другую. Без этих перемещений я навсегда остался бы ограниченным своей узкой точкой зрения. С.: Так вы связываете объективность с релятивизмом?

П.: «Релятивностью»,— да, разумеется. И все науки это делают. Наши науки тоже.

С.: Но каков наш способ смены позиции?

П.: Я же вам сказал, мы занимаемся описаниями. Все остальные пользуются клише. Расспросы, анкетирование, полевая работа, архивы, опросы, что угодно,— мы идем, мы слушаем, мы изучаем, мы экспериментируем, мы становимся компетентными, мы меняем свои взгляды. На самом деле все очень просто: это называется исследованиями. Хорошие исследования всегда приносят много новых описаний.

С.: Но у меня уже есть масса описаний! Я в них просто тону. Именно в этом моя проблема. Вот почему я пришел в растерянность и подумал, что было бы полезно обратиться к вам. Не может ли ACT помочь мне с этой массой данных? Мне нужна рамка!