С.: Нет, конечно, нет, но я все же хочу...
П.: Правильно, по крайней мере вы разумнее некоторых ваших коллег. Раз нет следов, то нет информации, тогда нет описания, тогда и не о чем говорить.
С.: А скрытое действие невидимых сущностей?
П.: Если они действуют, то оставляют следы. Тогда вы получите какую-то информацию и сможете об этом говорить. Если следов нет, то просто заткнитесь.
С.: А что, если их вытесняют, отрицают, замалчивают?
П.: Ничто на земле не даст вам возможности заявить о его присутствии без предоставления
С.: Доказательство? Что такое вообще доказательство? Разве это звучит не ужасно позитивистски?
П.: Надеюсь, что да. Что хорошего в том, чтобы говорить о действии вещей, существование которых вы не можете доказать? Боюсь, вы путаете социальную теорию с конспирологической,— хотя сейчас к этому склоняется большинство в критической социологии. С.: Но если я не добавляю ничего, то, выходит, я просто повторяю, что говорят акторы.
П.: Чего бы стоило обращение к дополнительным невидимым сущностям, которые действуют, не оставляя никакого следа и ничего не меняя ни в каком состоянии дел?
С.: Но должен же я заставить акторов научиться чему-то такому, чего они не знали; иначе зачем бы я их изучал?
П.: О, социологи! Вы всегда ставите меня в тупик. Если бы вы вместо ACT изучали муравьев, вы бы и от муравьев ожидали, что они чему-то
С.: Но в этом и состоит сама идея социальных наук! Потому я и здесь, в школе: чтобы подвергнуть критике идеологию менеджмента, разоблачить многочисленные мифы информационных технологий, подняться на уровень критического отношения ко всей этой технической мишуре, идеологии рынка. Если бы не это, поверьте, я остался бы в Силиконовой долине и делал бы гораздо большие деньги — ну, теперь-то, может быть, и нет, потому что этот мыльный пузырь лопнул... Но, как бы то ни было, я должен дать рефлексивное понимание людям...
П.: ...Которые, конечно, не были рефлексивными, пока вы не удостоили их своим исследованием!
С.: В каком-то смысле да. Я имею в виду, нет. Они что-то делали, но не знали, почему... Что тут не так?
П.: Не так здесь то, что это ужасная дешевка. Большей частью то, что социологи называют «рефлексивностью», на самом деле просто способ задавать совершенно неуместные вопросы людям, задающим другие вопросы, на которые у аналитика нет ни малейшего ответа! Рефлексивность — это не аристократическая привилегия, которая всегда с вами только лишь потому, что вы член Лондонской школы экономики! У вас и у ваших информантов разные интересы: когда они пересекаются, это чудо. А чудеса,— если вы этого еще не знаете,—редки. С.: Однако если я ничего не добавлю к тому, что говорят акторы, то не смогу быть критичным.
П.: Смотрите-ка, то вы хотите объяснять и разыгрываете из себя ученого, то намереваетесь разоблачать и критиковать и строите из себя политического активиста...
С.: А я хотел сказать: то вы наивный реалист — «назад к объекту», то говорите, что просто пишете текст, который ничего не прибавляет, а только следует за вашими пресловутыми «самими акторами». Это совершенно аполитично. Насколько я вижу, никакого критического отношения.
П.: Скажите, господин Разоблачитель, каким образом вы собираетесь подняться «на уровень критического отношения» над своими акторами? Я жажду это услышать.
С.: Только если у меня есть рамка. Это и есть то, в поисках чего я сюда пришел, но, видимо, ACT неспособна дать ее мне.
П.: А я рад, что неспособна. Я правильно понимаю, что эта ваша рамка скрыта от глаз ваших информантов и раскрывается благодаря вашему исследованию?
С.: Да, конечно. Это-то и должно придать дополнительную ценность моей работе,— не описание того, что все и так уже знают, а объяснение, контекст, все то, чего они не могут
увидеть по недостатку времени, типология. Видите ли, они слишком заняты, чтобы думать. Вот что я могу дать. Между прочим, я вам еще не говорил: в компании готовы предоставить мне доступ к их файлам.