Первым, кажется, начал подробно изучать фундаментальные исследования Кандинского Штерринг[64]
. Понятие объективного характера испытало у него некоторые изменения. Объективный характер не остался для него чем-то данным, иксом. Штерринг полагал обнаружить, что характер объективности зависит от включения в объективное пространство, а также заданной этим самым соотнесенностью с движениями глаза и всего тела. Сам Штерринг противопоставляет эту зависимость известной зависимости, например, пространственного представления вообще от двигательных ощущений мускулов глаза. Последняя экспериментально установлена, но для субъекта она неосознанна и поэтому психологически непонятна. Первая, напротив, осознанна и психологически понятна. Обобщающее определение Штерринга гласит: «Объективный характер зрительных восприятий в противоположность субъективному характеру псевдогаллюцинаций — можем сказать сразу, и представлений — зависит от того, что содержание восприятий кажется индивиду включенным в воспринимаемое в данный момент пространство и обнаруживает постоянную, ставшую ему известной из опыта зависимость от движений органа чувств и всего тела».В этом высказывании уже содержится некоторая неточность, вследствие чего Гольдштейн[65]
в дальнейшем дал неверное суждение: он пугает характер объективности и оценку реальности. Гольдштейн рассматривает отличие галлюцинаций от псевдогаллюцинаций, сделанное Кандинским, как различие между галлюцинациями с признанием реальности и галлюцинациями без признания реальности и приходит к неожиданному выводу в отношении зрительных галлюцинаций: «Оптических субъективных восприятий, за которыми субъект признает характер реальности, при неомраченном сознании вообще не бывает, в этом смысле все оптические галлюцинации собственно и являются псевдогаллюцинациями».Здесь, нам кажется, имеет место недооценка мнения Кандинского, что ставит под удар основание для различных галлюцинаций и псевдогаллюцинаций. Мы должны будем показать, что характер объективности присущ восприятиям, которые все же не считаются реальными, и сможем обосновать, что характер объективности и оценку реальности нужно принципиально разграничить. Когда мы установим это дескриптивное отличие, мы увидим, что вопрос о генезисе обоих феноменов должен быть решен совершенно различными методами.
Сам Кандинский не смешивал понятие объективного характера и оценки реальности, но едва ли подчеркнул это различие и тем самым содействовал тому, что его интерпретаторы допустили эту путаницу. В его книге есть, правда, отдельные места, еще он скорее упоминает об этом отличии. Например, на с. 136 он говорит о больном, испытывавшем зрительные галлюцинации, что «он отдавал себе отчет о субъективном происхождении галлюцинаторных зрительных образов, что, впрочем, не мешало последним заявлять о своем объективном характере, на с. 137 он подчеркивает, что одинаковая значимость чувственных восприятий и галлюцинаций, а также достоверность последних, «существуют для сознания (не для суждения или разума).
Мы хотим предпринять попытку развить эти идеи Кандинского. Чтобы ответить на вопрос о разнице характера объективности и оценки реальности и на вопросы, которые в свою очередь ставит каждый из этих феноменов, мы попытаемся сперва проанализировать нормальное восприятие как данное нам законченное целое, а затем провести предварительный анализ суждений о реальности. Анализ восприятия представляет собой краткое резюме определенных психологических воззрений, обоснование которых мы не ставим своей задачей и которые мы должны принять для наших целей. Таким образом, эту часть нужно рассматривать не как предваряющую нижеизложенное, а только как подготовку к нему.
Мы анализируем восприятие. Что в данном случае подразумевается под анализом? Это не значит, что мы ищем в восприятии элементы, из которых оно состоит. Фактически мы не можем разложить восприятие на такие элементы или обнаружить отдельные элементы, соединение которых даст нам восприятие. Никогда нам не будут даны эти элементы по отдельности, прежде всего дано целое готовое восприятие. Ощущение, пространственный фактор мы знаем фактически только как составные части восприятия.
Конечно, мы можем задать себе вопрос о возникновении данного нам восприятия. Тогда мы объясним его осуществление. Это объяснение целиком и полностью отлично от анализа. Оно работает с внесознательными теоретическими процессами. Оно работает с элементами, которые либо полностью внесознательны и раскрыты, либо могли бы быть обнаружены в результате анализа данного восприятия как составные части или стороны. Для целей объяснения это безразлично. Наконец, объяснение ведет всегда через теоретические внесознательные процессы. Психофизические эксперименты являются единственными средствами, на которые может опереться подобное объяснение.