Переступить черту. Истории о моих пациентах

«Еще много слухов я слышал раньше, в которые я не вдавался. В 1889 г. мне говорили, что моя лавка — лавка для мужчин, и моя жена пассия Блума». Это имелось в виду отношение жены к Блуму. О нем его предупреждал еще кто-то другой кто ему советовал прилюдно назвать этого Блума подлецом и отлупить его, не называя причин этого вызова, которые, очевидно, были связаны с прелюбодеянием с его женой. Также один лейтенант предостерегал его от того же человека. Однажды он слышал, как лейтенант сказал С.: «Ты хороший друг не К., а жене К.» Другой заявлял, жена К. ходит в X. в определенный дом и за определенные вещи получает 1 марку. Даже его обвиняли в том, что он получает выгоду из распутного поведения своей жены. На вопрос, откуда он это знает, отвечает: «У меня подозрения, что такое говорят; делались замечания, которые позволяют это заключить». Он не сразу выступил против этого, потому что такие вещи обсуждаются не в трактире.

Когда его внимание обратили на то, что он сам, якобы, присутствовал, когда его жена имела половое сношение с другим, он сначала долго не мог вымолвить ни слова, наконец, все же соглашается описать происшедшее: «Это было 19 марта 1892 г., в пятницу. Певческий союз собирался в трактире “У короны”. Хотя я и не его член, меня пригласили. Моя жена хотела остаться дома, но настойчиво хотела, чтобы я туда пошел. Тогда мы вместе пошли в “Корону”. Тут зашла одна женщина за стаканом вина. Она сказала: “Терез, — так зовут мою жену, — выйди ненадолго”. Тогда моя жена сказала: “Кому от меня что-то надо, пусть сам зайдет”. С этого момента она больше ничего не пила, все время только говорила, что хочет домой. Тогда я сказал, когда будет 9 часов, мы вместе пойдем домой. В 9 часов мы пошли домой. Там я пошел в уборную, а моя жена в сад. Тут я услышал, как кто-то говорит: “О, о!” и сразу после этого открылась дверь в козий хлев. Когда я спросил, не надо ли принести свет, она сказала: “Нет, нет”. Затем сначала я лег в кровать, а потом жена. Мы лежали потом довольно долго в постели, когда я что-то услышал, но поклясться в этом не могу. Мне показалось, как будто открывается дверь комнаты. Позже я услышал хлопок, как будто хлопают платком. Что это, я не знал и до сих пор не знаю. Сперва я думал, что это на улице. Прошло совсем немного времени, как я почувствовал руку, которая проводит мне по лицу. Чего-либо подобного не бывало с моей женой за 30 лет нашей совместной жизни. Сразу после этого я почувствовал, как мне на лицо положили платок. Я стянул платок и дальше ничего не сказал. Я лежал так еще некоторое время, основание кровати стало покачиваться странным образом. Тогда я сказал: “Ради Бога, что это с кроватью?” Тогда она сказала: “Моя нога, моя нога!” Немного позже я услышал что-то, похожее на поцелуй. Позднее я услышал шепот. Поскольку все это продолжалось, я вскочил и сказал, что хочу все же посмотреть, что там случилось. Тогда я зажег свет, и тут моя жена вышла из комнаты, и ее больше не было в кровати. Я спрашиваю ее: “Зачем ты вылезла из постели?” На это она ничего не ответила. Потом она вышла за дверь и опять вошла и легла ко мне в кровать. Прошло довольно много времени, четверть часа, когда закрылась входная дверь дома. “Это правда, это не сон, для сна слишком отчетливые впечатления”. На вопрос, почему же он просто не схватил, чтобы убедиться, он не может дать удовлетворительный ответ. “Я видимо, наполовину спал”». И на вопрос, как он мог заметить, что это Блум, ведь, по его собственным показаниям, ни зги не было видно, он не знает ответа. Соседи, видимо, потому ничего не заметили, что «ночью не видно так далеко».

Это было задолго до того, как он вообще стал думать о прелюбодеянии жены. Только позднее, когда распространились истории, до него дошло, что они означают. Когда его подозрение стало серьезным, он, несмотря ни на что, по-доброму разговаривал с женой из-за детей и чтобы избежать общественного скандала. Он просил ее сознаться, тогда он все простит ей. Она ответила, лучше пойдет к черту, чем сознается. То, что упреки неверны, она не осмелилась утверждать. То, что он жестоко обращался с женой, он решительно отрицает.

Так все и продолжалось до октября 1892 г., когда он в отчаянии поехал в Швейцарию к своему старшему сыну. Оттуда он подал жалобу прокурору. Он скоро вернулся обратно, потому что не мог там работать и не понимал людей. Тогда он решил удостовериться и устроить жене проверку. Он пришел домой ночью и постучал монетой в окно. Не прошло и минуты, как окно открыли и его жена крикнула: «Кто там?» Тогда он измененным голосом ответил: «Хороший друг, открывай скорее, я хорошо плачу». После этого она еще раз спросила его имя, но он его не назвал. Несмотря на это, жена открыла дверь и стояла там в одной рубашке. Когда она его узнала, то закричала, «как дикий зверь». То, что жена узнала его, несмотря на измененный голос, он признавать не хочет.