Переулки страха

Целую вечность я отступал, а он шел за мной в глубокой, мертвой тишине. И наконец я почувствовал, что вступаю в тень арки: еще шаг – и я спасен. Сейчас я развернусь – и брошусь на улицу. Но прохода там не было. Большие ворота за моей спиной были заперты, я почувствовал это по глубокой тьме вокруг – а в следующий миг прочел то же самое в его глазах. Его лицо, смутно белеющее в темноте, стремительно приближалось. Каменные своды, огромные закрытые двери и холодные железные замки – это была его победа. Зло, которое предвещал он, было здесь: оно выбралось из бездонных теней и обрушилось на меня, и щели, из которых оно било, – его сатанинские глаза. В отчаянии я прижался спиной к чугунной решетке и бросил ему вызов…

По каменному полу заскрежетали стулья – прихожане поднялись. Я слышал, как по южному проходу, стуча своим посохом, перед монсеньором К. следовал гвардеец – они удалялись в ризницу.

Коленопреклоненные монахини, очнувшиеся от своих благочестивых грез, поклонились алтарю и покинули храм. Хорошо одетая дама, моя соседка, тоже поднялась с изящной сдержанностью. Уходя, она бросила на меня весьма неодобрительный взгляд.

Полумертвый, как мне казалось, но все же совершенно живой, я сидел – неторопливая толпа обтекала меня, – а потом встал и направился к дверям.

Я проспал проповедь. Я проспал проповедь? Он шел по галерее к своему месту. Я видел лишь его силуэт: тонкая согнутая рука, обтянутая черным рукавом, выглядела как один из тех позабытых средневековых инструментов, что ржавеют без дела в заброшенных камерах пыток.

Но все же я сбежал от него, хотя глаза его и говорили, что это невозможно. Неужели я смог? То, что давало ему власть надо мной, вырвалось из забвения, а я так надеялся похоронить это навеки! Потому что теперь я знал, кто он. Смерть и ужасающая обитель заблудших душ, куда он по слабости моей был направлен, сделали его неузнаваемым для всех, но не для меня. Я-то узнал его с первого взгляда. Никогда я не сомневался в том, для чего он явился сюда. И пока тело мое покоилось в уютной небольшой церкви, он ловил мою душу в Драконьем дворе.

Крадучись, подобрался я к двери – и над моей головой зашелся в реве орган. Ослепительный свет залил церковь, сокрыв от моих глаз алтарь. Исчезли люди, арки, своды. Я поднял опаленные бездонным светом глаза – и увидел черные звезды, висящие в небесах, и сырой ветер с озера Хали дохнул льдом в мое лицо.

И вот далеко за лигами облачных волн я увидел истекающую кровью луну. А за ней высились башни Каркозы.

Смерть и ужасающая обитель заблудших душ, куда он по слабости моей был направлен, сделали его неузнаваемым для всех, но не для меня. И теперь я слышал его голос

, поднимающийся, нарастающий, грохочущий в пылающем сиянии. И пока я падал, его сияние усиливалось, захлестывало меня волнами пламени. Затем я погрузился в глубину и услышал, как Король в желтом шепчет моей душе: «Страшно попасть в руки Бога живого».

Герберт Уэллс

Зверолюди и их борьба с человечеством

Могут ли ожить эти кости? Есть ли что-то мертвее, безмолвнее и невыразительнее для неискушенного взгляда, чем эти пожелтевшие осколки костей и куски кремня, следы существования ранних обитателей Земли – древних людей? Мы глядим на них в музеях – они аккуратно разложены по ящикам, отсортированы в соответствии с принципами, абсолютно нам неясными, и снабжены этикетками, на которых написаны странные слова: шелльская культура, мустьерская культура, солютрейская культура – поскольку были они добыты в Шелле, или Ле-Мустье, или Солютре. Большинство из нас бросит на них взгляд через стекло, подивится на мгновение дикарскому нашему прошлому и уйдет. «Первобытный человек, – говорим мы, проходя мимо. – Мастерил орудия труда из кремня. Удирал от мамонта». Мало кто из нас осознает, какую тонкую и неустанную работу ведут историки в последние годы, как неутомимо исследуют они каждое попавшее к ним в руки историческое свидетельство и сколь многое выносят из своих изысканий.

Одним из наиболее поразительных результатов этой работы стало открытие, что множество кремневых орудий и кое-какие фрагменты костей, которые ранее приписывались первобытному человеку, принадлежат на самом деле существам, которые, безусловно, были очень похожи на нас, но все же, строго говоря, не принадлежали к человеческому роду. Ученые называют эти исчезнувшие расы Homo, так же как они зовут львов, тигров и обычных кошек кошачьими, Felis. У меня есть самые веские основания считать, что эти так называемые люди не были нашими предками и в их жилах текла совершенно иная кровь; то были животные, похожие на нас, родственные, но все-таки отличавшиеся, как мамонт и похож, и отличается от слона.