Перевалы, нефтепроводы, пирамиды

Петер Пауль Рубенс жил и творил в начале семнадцатого века в Антверпене. Его дом на Рубенсстраат, и с нашей точки зрения очень комфортабельный, хорошо сохранился. За пять франков его можно осмотреть: мастерские художника, учеников и помощников, кухню с красивой старинной утварью, спальню с резной деревянной кроватью под балдахином… Продавленный стул в столовой хранится в стеклянном ящике.

Док Панчо живет и работает в наше время в портовом городе Фландрии. Его мастерская — маленькая лавчушка на Шипперстраат, пользующейся той же репутацией, что и Реепербан. В противоположность Рубенсу Док Панчо нуждается в рекламе. На двери висит вывеска на английском языке.

«Моя работа — лучшая рекомендация. Док Панчо. Профессионал-татуировщик. Живые краски».

Чтобы развеять сомнения у колеблющихся и помочь им принять решение, толстой чертой подчеркнуты слова:

«Старая или плохая татуировка исправляется или заменяется новой».

Треск и искры электрической татуировочной машины влекут нас в ателье. На стуле сидит молодой моряк-норвежец. На его предплечье выжигают «шедевр». Мастер так поглощен работой, что едва отвечает на наше приветствие. Время от времени он марлей стирает кровь со своего незаконченного творения. Второй норвежец уже разукрашен. Он с гордостью обнажает руку и демонстрирует нам сине-красно-зеленый орнамент с якорями и надписью «Верная любовь». Я спрашиваю, почему он не решился написать какое-либо имя. Парень смотрит па меня большими круглыми глазами: «Но… «верная любовь» подходит ко всем случаям». Исключительная для его возраста дальновидность!

Я спрашиваю, сколько ему лет, и — показываю на объявление.

«Ты знаешь, сколько тебе лет? Я этого не знаю. Если ты скроешь свой возраст, чтобы сделать татуировку, тебя могут посадить в тюрьму! Тебе должно быть не меньше восемнадцати». Норвежец, которому я бы не дал больше шестнадцати, смеется: «Точно, восемнадцать!»

Мастер Док Панчо — высокий толстый чудак с взлохмаченной артистической шевелюрой — манерой держаться и скверным английским языком походит на Швейка. Двадцать лет он ходил на кораблях, рассказывает он нам. В Гонконге случайно научился искусству татуировки, потом работал в Сингапуре и Рио. Его мечта — до конца жизни остаться в Антверпене и «жить только искусством»!

Что он думает о международной обстановке, видно по изречению, которое висит в красивой рамке на видном месте, над его рабочим столом: «В случае атомной бомбардировки: 1. Сохраняй спокойствие! 2. Плати по счету! 3. Отправляйся в ад!»

На стенах красуются сотни образцов татуировки на выбор: гирлянды, голые — женщины всех габаритов во всевозможных позах, пейзажи, корабли, ветряные мельницы. На одном образце типичный мейссенский узор луковицами. Может быть, кто-нибудь выжжет его на коже под стать — воскресному сервизу?

В витрине фотографии лучших работ Дока Панчо: женские тела, с ног до головы покрытые мелким сетчатым орнаментом, будто одетые в кружевное трико (а если той, которая наденет это плотно прилегающее трико, захочется его снять?). В большом декольте, на выпуклости каждой груди извиваются страшные драконы (а если это украшение выйдет из моды?). Мужские ягодицы с нежным рисунком из сердец, на волосатой груди — парусники, подгоняемые ветром… Всего не описать! А под — широко демонстрируемыми телами клиентов надпись: «Моя работа столь таинственна, что я сам не знаю, что творю». Как бы вы отнеслись к браслету из сине-зеленых ангельских головок? С гарантией на всю жизнь!

МОЛЛЮСКИ И ЖАРЕНЫЙ КАРТОФЕЛЬ

Было бы наивно думать, что за полтора дня можно познакомиться с таким городом, как Антверпен, со всеми его светлыми и темными сторонами. Можно одно: попытаться почувствовать особую атмосферу, свойственную каждому городу.

В лабиринте узких переулков между Шипперстраат и набережной Шельды высокие домики почти все не шире трех метров, с красивыми фасадами в стиле Ренессанс. На маленьких окошках — яркие ящики для цветов. Островерхие крыши с мансардами. Среди них неожиданно тянется к небу готический собор. На треугольной площади перед ним дети играют в волейбол, а старики кормят голубей.

Почти в каждом старом домике бар или кафе. А на каждом втором светится надпись «Стелла Артуа» или «Кристалл Алькен». «Столько баров с одним названием?» — спрашиваем мы. Или это названия гастрономических концернов? Может, бельгийского Ашингера зовут мосье Артуа? Выясняется, что «Стелла Артуа» и «Кристалл Алькен» — излюбленные марки бельгийского пива!