Читаем Перевёрнутый мир полностью

— Знаешь, я так давно не была дома. Я не могу… Ну как я туда появлюсь?… Я все хотела честно делать, честно поступила, честно ждала ролей. Но мне нужно было приехать домой победителем, понимаешь, как же иначе? А победы все не было и не было. И ты, помнишь, нам с тобой трудно пришлось. Ты хоть снимался в рекламах. Тебе повезло. А меня даже туда не звали. По-моему, ты этого не хотел.

Еще одна заслуга Ростика. Держал Любашу при себе, как куклу, забавлялся, даже в какие-то жалкие рекламы ее не захотел пристроить.

— А я… Вот я и подумала… Я ведь многим нравилась. Я веселая. Вы любите веселых. Потому что вам всегда плохо. Вот я и подумала… Ты меня поймешь, милый, ты сам в кино… В кино любви нет. Вернее, она есть только в кино, но не в кругу тех, кто кино делает. Кто сочиняет любовь, тот любить не умеет. Ты помнишь, как я настрадалась из-за одного парня… А потом тебя полюбила. Все готова была вынести. Но ведь это кино… Нет, я не жалуюсь, просто у меня не получилось. У меня ничего не получилось. Ни в любви, ни в кино… Ведь я хотела и того, и другого. Наверно, я слишком много хотела…

— Зря ты так, девочка. Ты еще так молода.

— Это ты так считаешь. Я уже так не думаю. Здесь быстро стареют, быстрее, чем в другой профессии. Я знаю другое…

— Любаша, милая, выпей что-нибудь успокоительное и ложись спать. Меня ждет Вика…

Любаша расхохоталась. Она была похожа на Белоснежку. Беленькая, кудрявая, голубоглазая.

— Успокоительное? А это мысль. Знаешь, когда я была маленькой, когда меня обижали и я плакала, я прислушивалась… Знаешь к чему? К скрипу калитки. Она так смешно скрипела, когда открывалась и задевала сирень. У нас чудесная сирень цвела под окном. Вот они вместе и скрипели. И я так ждала… Мне казалось… Если они скрипнут. Обязательно кто-то придет. Придет, и все, все в моей маленькой жизни исправит. Как ни странно, так оно и было. То доктор приходил, такой смешной очкарик, он все время заставлял открывать рот и говорить: «А-а-а…» А я пела. Звонко и громко, на всю округу: «А-а-а-а!..» Я тебе говорила, я ведь хорошо пою… А еще скрипела калитка, и приходил лесник. Такой большой бородатый медведь. Я садилась к нему на колени, дергала за бороду, а он мне рассказывал невероятные истории, как спас всех на свете зверей. Потому что они единственные, кто достоин спасения. Люди… Он говорил, что люди этого не достойны. Они сами выкарабкаются. Как ты думаешь, он был прав?

— Пойду, Любаша. Я обязательно завтра вернусь к тебе утром. И мы обо всем поговорим.

Я не мог больше этого выдержать. Нет, наверное, мог, просто не знал, что делать. Я просто не знал. И решительно направился к выходу.

— Росточек! Миленький! Еще чуть-чуть…

Я оглянулся. Это была ошибка. Любаша вдруг начала танцевать. Наверно, именно этот танец она исполняла в клубе. Она действительно великолепно танцевала. Кружила между цветов, как бабочка, взмахивала руками, как крылышками, легко, грациозно, ее головка подвижно склонялась то к одному, то к другому цветочку. Она была в том же нелепом наряде, с облезлым зеленым воротничком. Но он уже ее не портил. Он был даже кстати. Я вспомнил, как кружились бабочки на лесной поляне, и Чижик звонко лаял на них и высоко прыгал, пытаясь их запугать. Но у него ничего не получалось. Бабочки львов не боятся. Тогда чего боялась Любаша? И я вдруг подумал, что она очень талантливая комедийная актриса. И сам поразился этой мысли.

Любаша перевела дух.

— Ты, как бабочка, Любаша.

— А это и есть танец бабочки, я его танцевала в клубе, потом с ним поступила в театральный. И мой мастер сказал, что я стану великой комедийной актрисой.

— Он не ошибся. Настоящие мастера не ошибаются.

— Правда? Но по ночам я все жду этого скрипа калитки. Я жду, что кто-то придет и спасет меня. Только сама не знаю, от чего.

— Знаешь, девочка. — Я приблизился к ней и крепко обнял, как самого дорогого и маленького друга. — Если бы я не видел этот танец, я бы посоветовал тебе вернуться домой. Чтобы вновь услышать скрип калитки, увидеть свою сирень. Потому что я думаю, я почти уверен, что хуже кино ничего нет. Эту твою калитку можно снять на пленку, можно снять слезы девочки. Но никогда, никогда эти съемки не будут стоить настоящей, истинной жизни. Потому что хуже кино ничего нет.

— И лучше тоже, Ростя. — Любаша потерлась о мой небритый подбородок. — И лучше, и хуже есть только кино.

— Знаешь, девочка, завтра будет новый день. Он обязательно принесет новое. Может, вновь скрипнет калитка… И кто-то постучит в твою дверь. Не унывай.

— Завтра… Конечно, Ростя. Завтра обязательно наступит завтра. Это так просто! — Любаша рассмеялась. Ее белые зубы сверкнули в полумраке. У нее была обаятельная улыбка. — А ты иди. Тебя ведь ждет Вика.

— С тобой все в порядке?

— Абсолютно все! Ты знаешь, сегодня — самый долгий день в моей жизни, когда я так долго грустила и так долго плакала. Но все прошло. Даже такое проходит, правда?

Я облегченно вздохнул и потрепал Любашу по румяной щечке.

— Все проходит. Абсолютно все. Может именно поэтому нужно просто смириться с жизнью. И станет не так страшно жить. До завтра, девочка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги