Когда Кольцов вошел в квартиру, Арсений был уже в черном костюме и бежевой рубашке. Он посмотрел на закрытое, точнее засекреченное, выражение лица товарища и понял, что при дочери и Кире вопросов задавать не стоит.
– Всем доброе утро, – произнес Сергей. – Отлично выглядишь, Катя. Очень рад, что ты дома.
– Спасибо, Сергей… Это касается меня? Я не вмешиваюсь, просто одно слово – да или нет. Кого-то поймали?
– Нет. Другая тема. Правда, по моей теории, не бывает на свете совсем изолированных тем. Это просто ручейки, которые стремятся к одной реке под названием Истина.
– Как красиво сказано! – восхитилась Кира.
– Сережа, – укоризненно сказал Арсений. – Ну, как же тебя заносит в твоей демагогии. Катя, не обращай на него внимания. Речь совсем о другом. Вернусь – расскажу. Поехали, философ.
В машине Арсений спросил:
– Ты сам-то курсе, в чем дело? Слава просто сказал, что мне будет интересно. Я не понял, по какой причине. Убийство какой-то неизвестной девушки в ее квартире.
– Я всегда в курсе, Сеня. Часто до того, как в курсе бывает Слава. Но не произнесу ни слова. Пусть он сам тебе обрисует и покажет все, что есть. Я пока в задумчивости: куды бечь, кого искать, к чему привязать. А дело просится: хватай и рой.
– Ладно. Интригуй. Я терпеливый.
Земцов встретил их у порога своего кабинета, пожал руку Арсению и кивнул Сергею. Они явно уже виделись сегодня. Арсений заметил, что Земцов, пропустив их, закрыл дверь кабинета на ключ изнутри, он почти никогда так не поступал. Похоже, что-то на самом деле серьезное.
Слава поставил перед Арсением пепельницу, сел за свой стол и открыл файл в документах.
– Вера Игнатьева, вот фото. Тридцать семь лет, приехала из Калуги десять лет назад. Жила в съемной квартире по адресу: Петрозаводская улица… Постоянной работы нет, список занятий и контактов довольно обширный. Была обнаружена мертвой хозяйкой квартиры, которая приехала за квартплатой из Подмосковья сегодня в восемь часов утра. Позвонила в полицию, туда выехал дежурный наряд. Женщина лежала на кровати, обнаженная. Горло стянуто ее собственным кожаным поясом, на теле колото-резаные раны. Патологоанатом еще не дал ответа на вопрос о причине смерти – асфиксия, поражения внутренних органов или потеря крови. До вскрытия ясно лишь то, что у Игнатьевой был с кем-то незащищенный секс. Смерть наступила примерно в три-четыре часа утра. Дело у нас. Есть вопросы?
– Как я понял, – произнес Арсений, – я должен спросить, почему? Почему ты забрал дело у районного следствия? И почему решил, что это будет мне интересно? Может, след, связывающий убийство с нападением на Катю?
– Этого нет, Сеня. Пока. И сразу скажу, что следователь, который вел дело о нападении на Катю, убил время на поиск и проверку заезжих хулиганов, засветившихся в ту ночь еще в паре мест. Нашел, обнаружил алиби как раз по Кате и закрыл дело за неимением улик. А почему убийство Игнатьевой у нас, сейчас покажу. В наряде, который приехал по вызову, был мой информатор. Он проверял камеры слежения в подъезде, на стоянке, а затем – уже по моему поручению – во дворе другого дома. Вывожу в полный размер, смотрим внимательно на изображение и время. Это подъезд дома на Петрозаводской, три ноль пять ночи. Человек выходит из лифта. Вот он садится в свою машину. Вот увеличен номер. Через тридцать минут машина въезжает в этот двор. Человек выходит…
– Чтоб я сдох! – воскликнул Сергей. – Я был в курсе в общих чертах, но чтобы так откровенно… Ты узнал его, Арсений?
– Да. Это Геннадий Павлов, – Арсений достал сигарету, зажигалку, не сразу сумел раскурить, как будто пальцы свело. – Я так понимаю, что есть записи и вечером или ночью. Когда он привез эту Игнатьеву или приехал один к ней?
– Есть, – кивнул Слава, – пока не вычислили, откуда они приехали. Вошли в подъезд в час тридцать.
– Как в аптеке, все сложилось! – восхитился Кольцов.
– Именно, – кивнул Арсений. – Как в аптеке или в мозгу клинического идиота, не уверен, что Павлова можно обвинить в этом. Подлее не бывает, но его ходы никогда не были маразмом. Скорее не как в аптеке, а как в классической тупой подставе.
– Мы видим записи. До восьми утра больше никто не выходил из подъезда.
– Оригинал записей отправили на экспертизу?
– Ты думаешь… – начал Земцов.
– Я уверен, – ответил Арсений. – Там будет пробел. Что-то стерли. В том, что все отпечатки принадлежат Павлову, как и сперма, не сомневаюсь. Если честно, был бы я еще при деле и на ногах, то решил бы, что в убийстве и коварной подставе обвинили бы меня. Пока не врублюсь в этот адский замысел.
– Два вопроса. Ты исключаешь совершенно, что Павлов, скотина по сути, в пьяном виде совершил это преступление? Возможно, начиналось как садо-мазо и вовремя не остановился? А потом очнулся и поехал домой, как ни в чем не бывало, будучи уверенным, что в подробности кончины девицы такого уровня никто особенно вникать не будет. И второе: дело сейчас – яснее не бывает. Куча прямых улик. Ты не думаешь, что кто-то подписал Павлову приговор?