Перевернутый мир

В школе, университете, дальше в работе я всегда пользовалась репутацией вольнодумца, ниспровергателя, разрушителя всех дискриминационных границ. Но это была теория. Я никогда не была девочкой, девушкой, женщиной, способной плюхнуться в придорожную лужу с бутылкой пива в руке. Я никогда не могла выйти к людям, не приняв после ночи душ, небрежно одетой, с лицом, которое не готово к любым взглядам. У меня здоровый темперамент, но я не способна предаться страсти на лестничной клетке или в чужой комнате, на чьей-то кровати с несвежим бельем. И я не рванусь ни спасать, ни помогать, если для этого требуется нырнуть в грязное болото или пройти сквозь ряд омерзительных для меня людей. Впрочем, я ничего не знаю о сути помощи и спасения. От меня это никогда не требовалось. И мне самой никогда не приходило в голову обратиться к другим людям за помощью или спасением. В беду не приглашают желающих поглазеть, как в свою открытую рану не допускают чужие грязные руки.

Мой хозяин Порядок и выбрал для меня мужа – красивого, богатого, в меру образованного и щадяще-либерального. Никита плакал, когда уходил навсегда из этой квартиры, которую он купил и обставил для нашей безоблачной жизни. У меня тоже ныло сердце, но два порядка в одних стенах не просто не ужились, они пришли к границе войны. Мой порядок – это не только чистое тело, ухоженное лицо и удобная кровать. Мой порядок – это спокойная совесть, здоровые инстинкты и вольные принципы, не зависящие ни от чего. Порядок Никиты – это деньги, связанные с ними условности, уступки и предательство всего. Его порядок – схема и система обладания. В том числе мною. В столкновении наших порядков я потеряла роскошного, в принципе, мужчину, к которому какое-то время испытывала и привязанность, и страсть. Я увидела однажды жалкого приспособленца в рубище своих страхов и постыдных тайн. Как хорошо, что я не согласилась родить от него ребенка. Дети тоже могут вырасти чужими.

Никита ушел после того, как я заставила его дать мне развод. Мы иногда видимся, как родственники. Я обрела свою своеобразную свободу с множеством собственных ограничений. Обрела, чтобы очень быстро разнести драгоценную свободу в клочья, разбить на мелкие осколки. Я влюбилась, пропала, нашла себя и окончательно потеряла. А потом потеряла его, неправильного, не такого, как все и как надо, женатого, врага и для своих, и для чужих.

В той страшной расправе над Арсением я долго и на пределе своей отваги была рядом. Иногда я думаю, – и нисколько не шарахаюсь от таких мыслей, – что мне было бы легче, если бы Арсения убили. Но его издевательски отправили в беспомощность, в увечье. Мой сложный, невероятный, бесстрашный и никому не покорный возлюбленный – калека. Он – заключенный в своей квартире, прикован, теперь уже навеки, к своей жене Зинаиде. Есть имена, в которых можно прочитать все о человеке. Одно из таких имен – Зина.

Та катастрофа и стала началом моих гибельных перемен. Это выглядело так, как будто весь мир объединился, чтобы украсть меня у самой себя. И сейчас я констатирую завершение процесса. Я что-то помню, ощущаю, горю и страдаю только во сне. Только в кромешной темноте слышен стук моего сердца, пульсирует кровь в венах. Утром я – автомат. Объект, открытый для любых глаз и самых низких мотивов и целей. Иногда возникает желание содрать все обои, пол, потолок: может, там на самом деле навтыкали видеокамеры враги Арсения, которые до сих пор не успокоились. Но какая разница, даже если мое ощущение самой себя совпадает с реальностью. Сейчас и это мне безразлично, но тогда, сразу после трагедии, я была почти уверена в том, что расправа была двойной. Обрыв моей судьбы, убийство моих желаний и надежд тоже входили в расчет.

Я выполнила весь утренний ритуал, накормила и напоила свой ухоженный организм, привела в порядок внешность, выбрала костюм на сегодня. И только после этого открыла ноутбук почитать новости. Черт подери, что за дела? Анонимный источник, близкий к правоохранительным органам, сообщил популярному изданию, что в одной из квартир Москвы найдена убитая женщина и к этому преступлению может быть причастен Геннадий Павлов. И эту «анонимную» утечку уже раскидали по всем ресурсам.

Многим известно, что Геннадий Павлов не «может быть», а точно причастен к ряду преступлений. Но это не тот человек, который попадается на них. Обсудить, что на самом деле происходит, я могла бы только с Арсением. Но я не схвачусь ни за один повод, чтобы встретиться с ним. И не потому, что не хочу. Ох как я хочу. Но – исключено, даже не стану излагать причины. А вот и звонок Антона, нашего главного редактора. Было бы странно, если бы он не вспомнил обо мне, прочитав новость.

– Марина, привет, ты в курсе? Есть версии, идеи?

– Столько же, сколько и у тебя, Антон. Я только что прочитала.