Перевернутый мир

– Я ждал, Марина. Давай сегодня. В моей квартире в шестнадцать. Как тогда. Ты знаешь, у меня там дворничиха все годы убирает квартиру два раза в неделю. Я думал, вдруг ты позвонишь и скажешь это…

Марина

Этот путь. Эти улицы, те же магазины, тот же сонный подъезд. Наверняка в двери по-прежнему сломан кодовый замок. И я, как раньше, поднимусь не в лифте, а по лестнице, чувствуя, как то колотится, то сладко замирает сердце. Мы всегда встречались в шестнадцать, когда обоим можно уехать с работы якобы по делам и есть благоразумное намерение расстаться до ночи. Арсений должен был вернуться домой – к жене и дочери. Мой муж Никита, к своему счастью, так и не узнал, что мое стремление к разводу в великой степени было мотивировано этим тайным романом. Во всяком случае, я никогда не замечала подозрений Никиты. Я даже себе не признавалась, почему так сильно хочу остаться одной, не связанной браком… Даже если бы больше любила мужа, если бы большее был разрыв, – я хотела быть свободной для Арсения. На тот, на всякий случай, если вдруг позовет. Наши отношения с Арсением способны были вынести даже такое пошлое определение, как «роман». Никто из нас не мечтал о роковой встрече, никто ей не обрадовался. Мы не хотели сломать чьи-то жизни, перевернуть свои. Мы просто остановились в потрясении на пороге того, чего не бывает у таких трезвых, деловых и устойчивых ко всем соблазнам людей, как я и он. Как я, индивидуалистка с нереальными требованиями к людям. Как он, охотник за преступлениями в маниакальной степени. Арсений не знал страха высоты, опасности, боли, смерти. Могли ли мы представить себе, что он не погибнет после очередной победы, а станет жертвой чудовищного обмана, пленником увечья, грошовой подачки государства и милости жены?

Я поднимаюсь по лестнице с гирями на ногах, такая же тяжесть на сердце. Я думаю о том, нужно ли объяснять, почему я ни разу не навестила, не позвонила… Я совсем не слабонервная, я страдала и хотела разделить его боль, как любая нормальная женщина. Но я страшно боялась его унижения. Мне казалось, для него невыносимее всего будет мой взгляд: он прочитает там то, что сам захочет. Я знала, что он меня прогонит, потому что не сможет уйти со мной.

Я толкнула дверь квартиры. Это был удар невероятной силы – по глазам, по нервам, по сердцу. Не просто то же сильное, строгое, гордое лицо, нет – оно стало еще прекраснее, как будто испытание высекло из камня свет главной сути. Те же могучие плечи, крупные, мудрые руки. А под его взглядом я практически потеряла сознание. Обнаружила себя стоящей у инвалидного кресла на коленях – в дрожи и горячке счастливого узнавания. Рвалась из души отчаянная жалость, которая никого не смогла бы унизить, потому что была любовью. Я ни разу не произнесла этого слова, когда Арсений был здоров.

Он медленно целовал мое лицо, нежно и внимательно смотрел в глаза и наконец увидел то, что понял и принял.

– Только ничего не объясняй, дорогая. И давай все самое главное прочитаем друг в друге без слов и пытки вопросами. Сколько у нас времени?

– Сколько угодно.

– Хорошо. У меня вино, черный хлеб и сыр. Все, что нашел дома. Я на кухню, а ты, если хочешь, погуляй, вспомни эту квартиру. Как ты хороша. Я смотрю на тебя сейчас как на сказочное видение в моем сне, в облаках моих фантазий.

Я обошла квартиру, в которой ничего не изменилось с тех пор, и вошла в кухню, Арсений показал мне на стол с вином, хлебом и сыром и спокойно сказал:

– Ты готова к разговору по делу? Мне сказали, что ты встречалась с Михеевым и Павловым. Это редакционное задание или ты искала какую-то связь с тем, что произошло со мной? Поэтому ты здесь?

– Я работаю не совсем по заданиям, как и прежде. Да, дело в тебе. И только ты можешь решить, как мне поступать с той информацией, которую я нашла и буду искать еще.

Я выпила бокал вина, оторвала наконец взгляд от его лица и попыталась собрать в относительно связный набросок факты, их следы, версии и наблюдения. Всего прискорбно мало, на мой взгляд. Это еще даже не намек на материал. Но и раньше в таких ситуациях моим выходом был Арсений. Только он увидит и почувствует то, чего никогда не уловить мне. Я начала рассказывать.